Элина Бакман - Когда умирает король

Довольно улыбаясь, Саана смотрит на записанное в блокноте имя мужчины. Оно стоило ей нескольких телефонных разговоров и встречи с человеком, который знал, кто вел курсы рисования летом 1987, 1988 и 1989 годов. В итоге именно бывшая секретарша колледжа, ныне пребывающая на пенсии, оказалась той, кто искренне обрадовался возможности помочь. Она знала про эти курсы буквально все. Она и Инкери сразу вспомнила, когда о той зашла речь.

— О, так шплетни не врали, — секретарша была явно в приподнятом настроении и сильно шепелявила, как и многие милые старушки.

— Какие сплетни? — живо спрашивает Саана.

— Ну, вы же об этих двоих шпрашиваете. Штранно было бы не вшпомнить имя Инкери, когда они с тем учителем в швое время друг от друга не отлипали.

Ничего более конкретного от секретарши выведать не удалось. Но Саана все равно никак была не в силах понять, что именно заставляет тетю упорно хранить молчание. Скрывает что-то ужасное? Или, может, в душе тетя очень ранимый человек, который таким образом защищается? Воспоминания насильно погружают Инкери в то время, в которое она была бы рада никогда не возвращаться.

Саана буравит взглядом имя и думает о том, произошло ли в прошлом нечто такое, что тетя до сих пор не в силах пережить? Если мужчина связан с судьбой Хелены, для Инкери это, должно быть, страшный удар. Саана так и записывает в блокнот: «Мог ли сам учитель рисования как-то повлиять на судьбу Хелены?»

Хелена снова дневала в ларечке, неожиданно остро ощущая свое одиночество. Краем глаза уловила она движение: чей-то мопед свернул с центральной дороги прямо к торговой площади. Когда водитель мопеда снял шлем, Хелена узнала того парня, что недавно следил за ней в бинокль. Он аккуратно примостил шлем на сидушку и принялся внимательно смотреть в сторону ларька с клубникой. Хелена притворилась, будто не замечает. Она вообще притворялась, что понятия не имеет, кто этот парнишка, хотя видела его целых два раза. Первый раз — в церкви: он был вожатым лагеря, а второй раз — когда он разглядывал ее в бинокль. Хелена знала, что парень был в числе тех немногих, кто хоть раз видел ее визиты в усадьбу. Парень направился к ларьку, а Хелена в панике искала, чем бы себя занять. Остановилась на неспешном раскладывании ягод по литровым корзиночкам.

— Я попробую? — спросил парень, хотя уже успел взять одну клубничку и наполовину ее съесть.

Хелена промолчала.

— На твоем месте я бы держался подальше от усадьбы, — сообщил он, вручая девушке хвостик от клубники. Хелена не взяла. Парень мог с тем же успехом бросить его на землю.

— Неужели? Тебе-то что? — Хелену раздражал этот парень. Худой, а голова большая. Глаза почти скрыты за стеклами очков.

— Если желаешь себе добра, — сказал парень. — Если я не ошибся и ты правда умная, не ходи туда, — прошептал он и побрел к мопеду. Несмотря на дерзкий поступок, парень казался довольно застенчивым. Не решился даже в глаза Хелене посмотреть. И как только духу хватило следить за ней в бинокль, а потом подходить с такими вот заявлениями? Видимо, парень знал чуть больше, чем Хелена. Ей очень не хватало атмосферы вневременья, царившей в восхитительной гостиной усадьбы, но слова Йоханны разрушили волшебство — и теперь Хелене казалось, что приходить к барону без приглашения как-то неприлично. Ей оставалось только ждать. В следующий раз она повезет клубнику в усадьбу уже после конфирмационного лагеря.

— Да почему? Назови хоть одну причину! — Хелена отважилась прокричать вслед парню, но слишком поздно. Тот не услышал.

Продав всю клубнику, Хелена села на велосипед и медленно поехала по песчаной дороге, бросая быстрые взгляды на знакомый густой ельник. Траурницы нигде не было. Повсюду стояла тишина. Природа будто затаилась в ожидании чего-то. Ждал лес. Ждали небеса. Хелена прислушалась, не поют ли птицы, однако вскоре осознала: близится конец лета, птичье пение постепенно стихает. Хелена подняла взгляд на небо. Ничто не предвещало бурю. Значит, лес ждал чего-то другого.

Хейди посматривает на пассажирское сиденье. Там спит Ян и выглядит при этом очень уязвимым, каким-то раненым. Первые полчаса Ян еще пытался бороться со сном, но потом окончательно сдался. Есть подозрение, что напарник не высыпается по-человечески уже несколько месяцев. Вот и нечего его тревожить.

Они ждут начала церемонии прощания. Кажется, будто вся Хартола в сборе. Будь это кинофильмом, непременно стояла бы пасмурная, гнетущая погода — ну, как Хейди себе это представляет. Вопреки кинематографическим клише, сегодняшнее солнце почти ослепляет, а плывущие по небу высокие облачка угрозы не несут. Ян и Хейди сидят на парковке у церкви и ждут начала. Оба надели темные гражданские одежды, как полагается. Едва ли они привлекут к себе чье-то внимание. Хейди подумывает о том, чтобы разбудить Яна.

Взгляд Хейди скользит по входным дверям церкви — и тут появляется та женщина. Она стоит прямо на входе в черном брючном костюме. Хейди узнала бы эту блондинку с любого расстояния. Далекое воспоминание о туманной совместной ночи пронзает Хейди насквозь. Она закашливается. На долю секунды в голове хаотично смешиваются желание и стыд. Грудь сдавило, и Хейди открывает окно — чтобы глотнуть свежего воздуха. От этой бурной активности просыпается Ян.

— Что такое? — спрашивает он.

— Мне нужно кое в чем признаться. Я как бы знакома с вон той, с блондинкой, — произносит Хейди, кивая в сторону женщины, стоящей на ступеньках у входа.

— С Йоханной Эскола? — приглядываясь к церкви, уточняет Ян.

— С Юлией. Я про Юлию сейчас, — говорит Хейди, и тут в ее мозгах щелкает. — Я в жопе .

— Да, ты просто ходячий геморрой, — говорит Ян. Хейди хочется ему врезать. Она густо краснеет, не успевая даже придумать достойный ответ.

Они сидят молча, пока Ян не решает высказаться.

— Ну вот какого хрена, Хейди? Ты не можешь контролировать свое либидо или что? — посмеивается он, довольный тем, что наконец прокомментировал все это. Хейди пихает его локтем под ребра. Силу она рассчитала, но ударила все равно ощутимо. Ян охает и причитает, но смеяться не прекращает. Глядя на него, Хейди и сама расплывается в улыбке. Себе-то можно признаться в том, насколько приятно видеть его таким радостным. Большая редкость. И хотя спонсором его веселья сегодня выступает опрометчивость Хейди, оно того стоит.

— Поправь меня, если я не права. Та женщина, получается, Юлия Сандерсон? В смысле, Йоханна Эскола? И как до меня не дошло, — спрашивает Хейди в полной растерянности, наблюдая за церковным входом совсем другими глазами.

Постепенно к церкви подтягивается все больше людей в черном. Закончив обмениваться новостями со своими знакомыми, все затихают и по одному ступают в дом Господа. Хейди выходит из машины и одергивает вниз пиджак. Как и всегда, на ней ни капли макияжа, но при виде Юлии на женщину внезапно накатывает озабоченность внешним видом. Узнает ли ее Юлия при таких специфических обстоятельствах?