Александр Горский - Охота на Лунина

Черепаха закрыла глаза, приготовившись к первому и одновременно последнему полету в своей жизни, но, к ее немалому удивлению, если даже не сказать разочарованию, в воздух она так и не поднялась. Открыв глаза, черепаха увидела орла, сидящего на соседнем камне и бесцеремонно ее разглядывающего. Ну а какие тут церемонии могут быть, незлобиво подумала черепаха, с едой не церемонятся. Ее едят.

Словно поняв ее мысли, крылатый хищник наклонился вперед и клюнул черепаху в голову. Удар клювом получился не таким уж и сильным, как можно было ожидать от орла подобных размеров.

— Не так уж и больно, — удивленно и почти радостно произнесла черепаха, решив, что подобную процедуру она, пожалуй, сможет вытерпеть. Если, конечно, терпеть придется не очень долго. Хорошо бы все же, чтобы орел съел ее побыстрее.

— Не больно? — Орел возмущенно расправил крылья, демонстрируя всю красоту своего оперения, и вновь клюнул черепаху, уже сильнее. — А вот так? Так тоже не больно?

— Больно, — прошептал Лунин, открывая глаза.

— Ах, тебе больно! Это радует.

Терзавший жертву орел вновь взмахнул крыльями и вдруг обратился в человека, заносящего сжатый кулак над лицом беспомощно лежащего на земле Лунина. Поднять правую руку, чтобы защититься, Илья не мог, она была крепко прижата коленом нападавшего, тогда он попытался поднять левую, но движение вышло вялым и каким-то замедленным. Собственная рука показалась Лунину необыкновенно тяжелой и непослушной. Таким, собственно, в этот момент было все его тело. Поняв, что защититься от нового удара он не сумеет, Илья уже собирался зажмуриться, чтобы не видеть кулак, летящий ему прямо к переносице.

Сознание Лунина реагировало на все происходящее еще более неадекватно, чем тело. Оно категорически отказывалось понять, каким именно образом он, Лунин, превратился в черепаху, отчего орел вдруг обернулся в человека с искаженным от ненависти лицом и откуда здесь, в пустыне, взялась корова. То, что это именно корова, у черепахи, точнее у Лунина, сомнений никаких не было. Кто еще может мычать, да к тому же так протяжно и громко.

К удивлению Лунина, его предположение в очередной раз оказалось неверным. Существо, возникшее за спиной сидящего на Илье человека, несмотря на производимое им мычание, явно не относилось к отряду парнокопытных. Оно, хоть и нетвердо, держалось на двух конечностях, а в двух других сжимало нечто, напоминающее дубинку первобытного человека. На мгновение занесенная дубина заслонила Лунину слепящее ему глаза солнце, и картина происходящего предстала пред ним во всей немыслимой очевидности.

— Так не бывает, — успел подумать Илья и в то же мгновение два удара слились воедино. Удар кулака, врезавшегося в лицо совершенно беззащитного Лунина, и удар кувалды, обрушившейся на другого, столь же беззащитного перед неожиданным нападением человека.

Повторное пробуждение ото сна, а ничем иным все происходящее быть не могло, было столь же мучительным, как и первое. Нет, больше его не терзал гигантский орел, никто не наносил ударов по лицу, и страшное, похожее на рев дикого буйвола, мычание не разрывало окружавшую Лунина тишину. Но легче от этого, увы, не становилось. Проанализировав собственное состояние, Илья понял, что у него болит все. Или везде. Как сказать правильно, он не знал, но знал, что это неправильно. У человека так болеть не должно, более того, у человека так болеть не может, а если и может, то совершенно недолго — то короткое время, которое требуется, чтобы перейти из состояния умирающего в состояние окончательно умершего. А много ли времени надо, чтобы сменить статус? Раз — и все.

— Вот и все, — прошептал Лунин.

Неожиданно звук собственного голоса придал ему сил. Раз он может говорить, вполне возможно, он способен на что-то еще, на нечто большее, на поступок, достойный настоящего, сильного мужчины. Что же, пожалуй, стоит попробовать. Лунин осторожно, постепенно увеличивая усилие, напряг мышцы и открыл сначала один глаз, а затем, немного передохнув, второй. Небо было все так же совершенно безоблачно, а солнце по-прежнему нависало над головой, удивленно разглядывая лежащего на земле Лунина.

Для того чтобы столкнуть с себя тяжелое, безжизненное тело, усилий потребовалось гораздо больше. Устав, Илья решил было немного передохнуть, но для начала повернул голову и сфокусировал зрение на сидящем в паре метров от него человеке.

— Вы живы?

Вопрос, несомненно, был глупым. Если человек сидит, да еще при этом пытается зубами развязать стягивающую запястья веревку, то он, несомненно, жив и спрашивать об этом не имеет никакого смысла. Но никаких других слов в голову Лунину больше не пришло, а сказать хоть что-то ему казалось необходимым.

— Как видите. — Ирина уже сумела избавиться от кляпа, затыкавшего ей рот, и теперь с ее шеи свисала грязная рваная тряпка, концы которой также были затянуты в тугой узел.

— Вижу, — пробормотал Лунин, предпринимая отчаянную попытку перейти в сидячее положение, — правда, плохо. Мне вообще что-то плохо.

— Вот увидите в зеркале свое лицо, — Ирина ожесточенно дернула зубами веревку, и упрямый узел наконец поддался ее усилиям, — вам еще больше поплохеет. Я думала, он забьет вас до смерти.

Усевшись и опираясь на левую руку, которая отчего-то болела меньше, чем правая, Лунин перевел взгляд на лежащего неподвижно мужчину. Лежал он на спине, поэтому последствия нанесенного кувалдой удара разглядеть было невозможно. При падении на землю лицо мужчины совершенно не пострадало, да и вообще казалось, что каких-либо заметных повреждений он не получил. Но его взгляд — застывший, обращенный к висящему в зените солнцу — позволял не тратить силы на попытки услышать биение сердца или ощутить на его губах хотя бы слабое дыхание.

— Вы меня спасли, — утвердительно произнес Лунин, вновь поворачиваясь к Ирине.

— Вы меня тоже.

Илье вдруг показалось, что в ее голосе не было радости, лишь только бесконечная усталость и что-то еще, что-то очень для него неприятное. Раздражение? Осуждение? Отчуждение?

— Союз спасенных, — пробормотал Лунин, надеясь, что он просто-напросто не сумел разобраться в интонациях.

— Маленький союз, слишком маленький.

Точно, отчуждение. И осуждение тоже.

— Вы что, не могли раньше бросить эту чертову лавку?

Илья ответил не сразу. Некоторое время он разглядывал севшего ему на колено шмеля, затем насекомое улетело, а Лунин, пожевав пересохшими губами воздух, тихо произнес:

— Я боялся.

— Хотя бы честно.

Ему показалось или теперь в ее голосе звучало еще и презрение? Неужели оно вновь вернулось?

— Боялся, что попаду в кого-то из вас. Я надеялся… — Лунин попытался сглотнуть слюну, но никакой слюны во рту не было, а был лишь ощетинившийся острыми шипами комок, застрявший где-то посреди гортани, — надеялся, что он подойдет ко мне, попытается заставить… меня заставить! Я думал…