Карел Михал - Шаг в сторону

Когда эта церемония окончилась, я вытащил бутылочку коньяку. Я попросил пани Жачкову купить ее в деревне. Во-первых, я хотел отплатить Кунцу за гостеприимство, во-вторых, признаюсь, я не терял надежды что-нибудь выудить. Коньяк был отличный. Видимо, изобретательная пани Жачкова не сумела отсосать половину через соломинку и долить водой. Я предложил согреться, прежде чем мы полезем в эти подвалы.

Я могу выпить много. Кунц тоже. Пани Ландова оправдала мои надежды. Она не пищала, что не умеет пить, и не отставала от нас.

Разговор стал интереснее. Пани Ландова сдалась и начала разговаривать человеческим языком. Кстати, язычок у нее был острый. Стоило только Кунцу заговорить об архитектуре замка, она сажала его в лужу.

Видимо, разбиралась в этих вещах лучше, чем он.

— Вы историк? — спросил я Кунца. Хотя мне было ясно, что нет.

— Нет, экономист. Шесть семестров.

— Вас выгнали?

— Сам ушел. Надоело.

— Да и язык у вас слишком длинный, господин управляющий, — добавила пани Ландова.

— Знаешь, уж ты бы молчала, — огрызнулся Кунц, — то есть пардон.

— То есть, — подхватила его подруга, — если вас это не шокирует, мы с Вашеком на «ты». Как-то неловко было сразу проинформировать вас об этом. Но когда мы вечерами торчим здесь вдвоем, не станет же он мне говорить: «Целую вашу ручку, сударыня».

Я согласился. Люди, которые находятся в так называемых интимных отношениях, говорят на «вы» только в плохих переводах с английского. Я заявил, что говорить на «вы» — пережиток.

— Если хотите, переходите на «ты», — сказала пани Ландова.

— С вами?

— Нет, не со мной, а с Вашеком. Мне, пожалуйста, говорите «вы», но называйте меня Вера. Когда вы говорите мне «пани Ландова», мне все время кажется, что вы попросите меня вымыть окна в вашей квартире.

Обстановка стала еще более непринужденной. Кунц уже был под хмельком и разрабатывал проект перестройки Ципрбурга с танцплощадкой в круглой башне. В эту минуту я услыхал шум мотора и подошел к окну. Внизу остановилась зеленая машина и пани Жачкова побежала открывать ворота.

— Кто-то приехал. Зеленая машина, а из нее вылезает мужчина.

— Черт возьми! — испугался Кунц. — Это доктор Вегрихт!

Пока они с пани Ландовой приводили в порядок комнату, прятали рюмки, бутылку, я смотрел в окно на вновь прибывшего, который после короткого разговора с пани Жачковой направился к зданию.

— В шляпе со щеточкой, — заметил я.

Кунц вытащил из шкафа какой-то план, я достал карандаш, и мы с сосредоточенными лицами склонились над столом. Наша дама, которой, очевидно, опасность не угрожала, сидела в кресле и курила. Через минуту послышался стук. Кунц хрипло крикнул: «Войдите!» На пороге появился доктор Вегрихт. В одной руке он держал шляпу со щеточкой, а другой судорожно прижимал к себе желтую папку.

Первое впечатление: безупречный управляющий из хорошего дома. Я таких видел только в кино, потому что сейчас им приходится туго, но это был выставочный экземпляр. Кроме уже упомянутой шляпы, на нем был зеленый камзол с розовыми пуговицами, начищенные до блеска коричневые ботинки и заботливо отглаженные серые габардиновые брючки. Под камзолом белоснежная рубашка, действительно белоснежная, а не такая, что была белоснежной позавчера, и темно-коричневый галстук. Я не художник-модельер и обычно так не присматриваюсь к одежде, но у этого человека костюм явно бросался в глаза. Только вглядевшись повнимательнее, я обнаружил, что усы и волосы у него седые.

Он продвинулся ко мне. Нет, он не подошел, а именно продвинулся, полагая, что продвигается навстречу представителю ревизующей организации. Я подождал, но начнет ли он докладывать. Нет, докладывать он не стал. Представился и поздоровался:

— Честь труду!

Пусть так. Правда, глядя на него, нельзя было подумать, что он дома в ванной распевает «Красное знамя». Потом управляющий сказал: «Разрешите» — и поздоровался с Ландовой и с Кунцем так же, как и со мной. Кунц только что-то промямлил, чтобы скрыть запах коньяка. Оба по сравнению с милым доктором находились в более выгодном положении, потому что уже не боялись меня.

— Я узнал внизу, что у нас здесь ревизия, — с достоинством сказал доктор. — Заехал я сюда совершенно случайно. Я часто объезжаю вверенные мне объекты, но товарищ Кунц обязан был по телефону немедленно сообщить мне о вашем прибытии.

Он бросил грозный взгляд на своего подчиненного, последний был явно не в форме. Дело в том, что Кунц все время старался дышать в сторону.

Я не мог оставить его в беде.

— Товарищ Кунц собирался позвонить вам, но я его отговорил. Мое задание носит чисто технический характер, а товарищ Кунц буквально во всем мне помог. Как раз сейчас, прежде чем показать подвалы и крыши, он знакомил меня с планами.

— Пока все было в порядке? — заботливо справился доктор.

— В полном порядке, — успокоил я его и добавил: — Насколько это возможно в таком старом здании.

Управляющий немного успокоился, но все же счел нужным отметить, что он сам регулярно следит за техническим состоянием зданий, хотя это и не является его непосредственной обязанностью. И немедленно информирует соответствующие инстанции о необходимости проведения того или иного ремонта, хотя, учитывая недостаточность финансовых средств…

Безо всякого злого умысла я сказал:

— Конечно, конечно.

Он вдруг очень испугался, не сказал ли чего лишнего, и добавил, что, конечно, нужно сознавать, что все культурные учреждения, и главным образом исторические памятники, являются только надстройкой и средства, предназначенные для этих целей, вообще-то сравнительно высокие.

Я кивнул и серьезно сказал:

— И наоборот, не правда ли?

Этим я совершенно сбил его с толку, он запутался в своих периодах и умолк. Это «наоборот» — испытанный метод, попробуйте когда-нибудь сами. Самая красивая фраза поблекнет, и вас оставят в покое. Только говорить нужно смертельно серьезно, чтобы подействовало.

И хотя бургграф был нокаутирован, я все-таки боялся, что ему через минуту снова придет в голову что-нибудь чересчур конструктивное, и поэтому я предложил Кунцу осмотреть подвалы. Пани Ландова удалилась в свою галерею. Доктор Вегрихт проводил меня и Кунца до входа в подвал. Дальше идти он не мог, потому что было только две пары резиновых сапог. Но подай я хоть самый ничтожный повод, он бы самоотверженно ринулся вперед, претерпевая душевные муки, ибо его брючки определенно должны были пострадать от этой экскурсии.

Внизу было темно и сыро. Своды действительно оставляли желать лучшего, с них капало. Я молчал, чтобы вода не попадала мне в рот. Кунц тоже молчал. Когда мы дошли до конца, Кунц осветил фонарем стену и сказал: