Лина Бенгтсдоттер - Франческа

— Буду, — ответила Чарли.

В ресторан она пришла раньше Хенрика. Через десять минут в помещение вошел хорошо одетый мужчина и огляделся.

— Хенрик Шернберг? — спросила Чарли.

Он кивнул, они обменялись рукопожатиями. Им отвели столик.

— Будешь что-нибудь? — спросил Хенрик.

— Мне воды, — ответила Чарли.

Хенрик заказал две бутылки воды и бокал виски.

На обмен любезностями у Чарли не хватило сил, поэтому она сразу перешла к делу.

— Ты читал, что написала Франческа? — спросила она. — Копии, которые я оставила твоей жене.

Хенрик кивнул. Трудно было не заметить, что когда-то он был очень красив, и сейчас еще выглядел неплохо, но суровая складка возле губ делала его непривлекательным. Возможно, на нее повлияло то, что писала о нем Франческа — высокомерие, издевательский тон, тумаки Полю.

— Если ты прочел, то наверняка понимаешь — ситуация складывается для тебя не лучшим образом.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Хенрик.

— Ты и Поль, то, что Франческа видела в ту ночь, самоубийство, не похожее на самоубийство, и исчезновение, не…

— Поль Бергман был в депрессии, — прервал ее Хенрик. — Спроси любого.

— У вас был роман?

— Роман? — Хенрик рассмеялся. — Вовсе нет. Но в этом возрасте… да, молодые люди экспериментируют.

Он подался вперед.

— Боюсь, ты даже представить себе не можешь, что это такое — когда тебя в этом подозревают в таком месте, как «Адамсберг», и в те времена… а я… я не гомосексуал, я…

— Честно говоря, меня мало интересует твоя сексуальная ориентация, — прервала его Чарли. — Мне важно узнать, что случилось с Франческой и Полем.

— Мне не нравится твой тон, — заявил Хенрик.

«А мне не нравишься ты весь», — подумала Чарли.

Долгое время Хенрик сидел молча, потом нехотя вернулся к разговору.

— Поль и я… мы встречались… немного. Мне нравился он, а ему нравился я, но я… я чувствовал себя очень неуверенно, к тому же приходилось думать о моей репутации. Поль сердился на меня за то, что я не готов открыто заявить, кто я, — но я и сам толком не понимал, кто я.

— А потом? — спросила Чарли.

— На осеннем балу он сильно напился и захотел поговорить начистоту. Я стоял со своими друзьями, но его было не унять. Я пытался, но он так разошелся, что…

— Что?

— Это был несчастный случай.

— Что именно?

— Мы начали ссориться. Я предложил спуститься к озеру и поговорить наедине. Мне не хотелось, чтобы нас видели воспитатели, так что мы спустились к озеру, и…

— И что?

— Он наговорил мне ужасных вещей, — Хенрик поймал взгляд официанта и показал ему свой пустой бокал. — Все уже не помню, но он грозился испортить мне всю жизнь, рассказать о нас всем, он грозился…

— Так что же произошло?

— Я просто хотел его напугать. Мне только что исполнилось восемнадцать, впереди была вся жизнь, а этот человек собирался мне все испортить…

— Его звали Поль, — напомнила Чарли.

— Что?

— Этот человек, который любил тебя. Его звали Поль Бергман.

— Я знаю, как его звали.

Официант принес виски. Рука Хенрика слегка дрожала, когда он поднес бокал ко рту.

— Так что ты сделал? — спросила Чарли.

— Я просто хотел напугать его, — повторил Хенрик. — Я затолкал его в озеро и держал под водой. Он брыкался и махал руками, но шансы были неравны — я был намного сильнее. Я так разозлился на него, а когда вытащил его из воды, то… он не дышал.

— Такое случается, если долго держать человека под водой, — заметила Чарли.

— Я не хотел его убивать.

— Но именно это ты и сделал.

Она сжала руки в кулаки. В голове шумело.

— Твои друзья знали об этом? — спросила она.

Хенрик кивнул. Они помогли ему выбраться из воды. Он находился в тяжелом шоке.

— И никто ничего не предпринял, чтобы спасти Поля?

— Он же был мертв, — проговорил Хенрик.

— Ты мог бы сразу рассказать все, как было, — сказала Чарли.

— Это ничего бы не изменило. Только сломало бы мне жизнь.

«Странное дело, — подумала Чарли. — Этот человек даже не задумался о том, какое это могло иметь значение для семьи Поля».

— Что со мной будет теперь? — спросил Хенрик.

— На убийство нет срока давности, — ответила Чарли. — Вопрос будет решать прокурор.

— Я был молод, я…

Хенрик стал рвать на себе волосы. Впервые у него сделался несчастный вид. «Так и бывает с людьми, начисто лишенными эмпатии, — подумала Чарли. — Они начинают волноваться только тогда, когда их действия грозят последствиями для них самих».

— А Франческа? — спросила она.

— А что такого с Франческой? — спросил Хенрик, допивая залпом содержимое своего бокала. — Она была сумасшедшая и она пропала.

— О том, что она пропала, мне известно, — ответила Чарли. — Вопрос только в том, куда и как.

— Ты хочешь сказать, что я?..

Хенрик с грохотом поставил свой бокал на стол.

— А что тут такого странного? — спросила Чарли. — Франческе что-то было известно, а ты — последний, кто видел ее живой.

— Это неправда, — возразил Хенрик.

— Ты не читал ее записки?

— Читал.

— Ты хочешь сказать, что не поехал в Гудхаммар?

— Да нет, я поехал туда, — пробормотал Хенрик, — но…

— Но — что?

— Франчески там не было. Я с ней так и не встретился.

— Порой жизнь кажется непостижимой, несправедливой и невыносимо тяжелой.

Пастор делает театральную паузу, произнося речь, которую он написал, чтобы почтить память Поля. Впереди, через несколько рядов от меня, сидит, опустив головы, компания с королевскими именами.

— Поль был прекрасный товарищем и усердным учеником, — бубнит пастор. — Он проявлял любопытство, сомнения и способность к анализу. Он был человеком оригинальным. А сейчас я предлагаю спеть всем вместе.

— Черт! — шепчу я, уткнувшись в сборник псалмов, раскрытый у меня на коленях.

Мои слезы смывают слова псалма 256, «Оставь боязнь», который мы должны петь.

Я вступаю и пою изо всех сил:

Воспитательница, сидящая впереди, оборачивается и бросает на меня строгий взгляд. Я так же сурово смотрю на нее. Она всегда требует, чтобы все подпевали — чем же она недовольна сейчас? Я встаю во весь рост, сборник псалмов падает на пол.

Орган умолкает, но я продолжаю петь. Из всего текста я помню только эти строки, так что я продолжаю петь про след на песке и темную гавань. Все уставились на меня — все лживые ученики, все высокомерные учителя, все продажные воспитатели и воспитательницы, нудный пастор и сволочь-директор. Я направляюсь к алтарному проходу, продолжая петь. Вереница колен отклоняется в сторону, как вода перед Иисусом.