Эрик Сунд - Из жизни кукол

Для нее он исчез, стал бесцветным персонажем фильма.

Последний отрезок пути он прошел с ощущением комка в горле.

Если хочешь вынести жизнь, готовься к смерти, думал он, и ему захотелось вспомнить, что это цитата из Фрейда.

Как можно так ошибаться?

Умирать всегда чудовищно трудно, особенно для той самой жизни. Даже зверям трудно. Только Богу все это и на пользу. Тому самому Богу, которого придумали родители, чтобы дети могли спать по ночам.

По Тропе семи источников Луве спустился к часовне Воскрешения.

Народу на поминальной службе, на которую он направлялся, ожидается куда меньше, чем в Лесном крематории.

По желанию родственников Новы, на прощании будут присутствовать только самые близкие люди.

Вот и они. Брат Новы Бьёрн и ее мать. А также четверо надзирателей, которые доставили сюда этих двоих, приговоренных к пожизненному заключению, из Кумлы и Хинсеберга соответственно.

Луве показалось, что среди девочек из интерната, собравшихся у часовни, он видит Алису.

Но Мерси здесь не было, Мерси в эту минуту лежала в больнице Сёдера в ожидании третьей или четвертой по счету операции.

Луве зашагал медленнее и остановился метрах в двадцати от входа в часовню.

Он смотрел на девочку, которая разговаривала с Алисой. Эту девочку Луве видел только на фотографии.

Худая, почти истощенная. Длинные черные волосы до пояса.

Фрейя.

Настал февраль, прошел уже месяц после похорон Новы, и хотя солнечные лучи были еще слишком слабы, чтобы одолеть снег, солнце стояло на небе выше, чем в последние месяцы. Эмилия Свенссон въехала на Вестербрун со стороны Сёдермальма, между дорожным полотном и велосипедной дорожкой лежали метровой высоты сугробы, заслоняя вид на центр города.

Если представить, что городские районы — родня, фантазировала она, Сёдер был бы очаровательным младшим братом, на чьи проделки так легко смотреть сквозь пальцы, Васастан — утонченной средней сестрой, а Эстермальм — старшим из всех троих. Задира и всезнайка.

Эмилия миновала Роламбсхувспаркен и возле Фридхемсплан дошла до того, что Биркастан — деревенская кузина, а Юргорден — богатая тетушка.

Она улыбнулась себе и стала подбирать подходящую роль Кунгсхольмену.

Может, балованное дитя? Из тех, кто все получает просто так. Родители выучились на своих ошибках и не давят на него лишней опекой. Старшие братья и сестры понемногу вносят свой вклад, и трехлетка вдруг начинает считать до ста. Кунгсхольмен вырос и стал самостоятельной частью города, хоть в нем и ощущается некоторое самодовольство: он великолепен.

Эмилия помахала охраннику, открывшему ворота; она съехала в гараж, нашла свободное место возле лифта. Запирая машину, Эмилия поняла, что забыла еще одного члена семьи, что, в общем, неудивительно. Приемный ребенок. Она сама. Роль, про которую в семьях иногда забывают и которую некоторые даже не считают полноценной.

“Хаммарбю-Шёстад?” — подумала она, поднимаясь в лифте. Он стал одним из центральных районов города недавно; некоторых он привлекает, но другие смотрят на него иначе — как на нежеланного, незваного гостя.

В отделе ее остановил один из техников.

— Как все прошло утром?

— Мне кажется, нормально. Они много плакали.

Мужчина, которого она подвезла утром до больницы Сёдера, прибыл сюда недавно, но он больше не одинок. Перед тем как попрощаться, он обнял Эмилию и сказал: как интересно поговорить с землячкой, которая почти всю свою жизнь прожила в Швеции.

Мужчину звали Джон Абиона.

От февраля в воспоминаниях у Мерси остались стул возле больничной койки, папино лицо рядом, его запах, голос и теплые руки. От марта — прямоугольник окна, за которым тихо падает снег. Протянувшийся во времени миг, застывший, как акриловый рисунок у окна, унылый, несмотря на кричащие краски, закат.

Предполагалось, что пятая операция будет самой легкой, но она оказалась самой тяжелой, и Мерси несколько недель не могла принимать посетителей. Она в основном спала или таращилась в окно, ожидая, когда снова придет папа.

Может, папа был всего лишь сном, иллюзией вроде Сансет-Бич, с красками фальшивыми, как картинка на стене.

— Как ты себя сегодня чувствуешь? — Врач что-то записал в планшете.

— Так же, как вчера.

— Температура спала, — сказал врач, продолжая царапать ручкой по бумаге. — Инфекция под контролем, тебе больше не обязательно оставаться в одиночестве. К тебе гости.

Врач оставил дверь в ее палату открытой, и Мерси увидела на стене коридора чью-то тень.

— Значит, Луве и Алиса не соврали. С тобой и правда ничего не случилось, — сказала она, увидев, кто входит в палату.

Фрейя придвинула к кровати стул и села. Дрожащими тонкими пальцами убрала волосы за ухо. Длинные черные волосы, которым так завидовала Нова.

— Прости, — сказала Фрейя.

Мерси сжала под одеялом кулак.

– “Прости” — это мало.

— Как ты себя чувствуешь? Я все собиралась прийти, но…

— Я чувствую себя так же, как вчера.

Ожоги третьей степени, которые еще не зажили, хлыстовая травма шеи, пересадка кожи на бедрах, голенях и животе. Сто пятьдесят или двести переломов разной степени тяжести. В надежде, что она когда-нибудь сможет ходить, врачи поставили ей несколько титановых пластин.

— Мы думали, ты умерла. — На последнем слове голос Мерси сорвался.

Умерла.

Умерла Нова, а не Фрейя. И за рулем сидела я, подумала Мерси.

— Лучше, чтобы все думали, что меня больше нет, — сказала Фрейя.

— В смысле — думали, что ты умерла? — Жжение в глазах.

Фрейя опустила взгляд.

— Я завязала. Пять месяцев и двадцать три дня.

— Поздравляю.

— Чтобы завязать, мне надо было исчезнуть.

Когда начинаешь ненавидеть, рождается дитя, которому имя — прощение, подумала Мерси. И ты либо убьешь это дитя, либо примешь его в объятия.

Всё есть борьба между ненавистью и прощением.

Мерси проглотила рыдания.

— Ну давай рассказывай, что было, когда ты спустилась к реке. Мы же слышали, как ты влезла в воду.

— Я пыталась, — сказала Фрейя. — Но вода была жуть какая холодная.

— Ты хотела покончить с собой, но передумала, потому что вода оказалась слишком холодной?

Фрейя пристыженно кивнула и стала рассказывать, как проплыла вниз по течению, недалеко, и вылезла из воды на другом берегу. А потом бесцельно побрела через лес.

— Я думала, что замерзну насмерть, но тут вышла на узкую дорожку. Там стояла машина, она оказалась незаперта. Я нашла покрывало, легла на заднее сиденье и заснула.

Ее разбудил старичок, удивший рыбу неподалеку.