Оливье Норек - Мертвая вода

— Слушай меня как следует, выродок! Если эта собака завоет еще раз, я лично приду и оторву тебе яйца, чтобы они болтались на ретровизоре твоей тачки, а саму тачку подожгу на хрен.

Искалеченный пес подошел и прижался к ноге хозяина, верный ему до глупости. Нос его слегка кровил, ему было трудно дышать. Мужчина поискал что-то за дверью, и, когда Ноэми снова подняла на него глаза, он держал в руке охотничье ружье, направив дуло прямо на нее.

Ее тотчас будто отбросило в ту студию в предместье Парижа, с Адриэлем и бригадой у нее за спиной. Выстрел. Лицо разлетается в клочья, как горящая бумага. Оцепенение.

Пес мгновенно почувствовал ее уязвимость. Он судорожно двинулся в сторону Ноэми и тут же получил такой мощный пинок от хозяина, что откатился в глубину комнаты.

Не говоря ни слова, мужчина отступил на шаг и спокойно закрыл дверь. Ноэми трясло, она рухнула на землю прямо посреди двора, среди ночи, в разгар эмоциональной бури. Она потерпела неудачу, в который раз.

Потом медленно — так поднимается столбик ртути в термометре — сжались ее кулаки. В глазах у нее потемнело. И она наконец встала на ноги, полная решимости.

Да, она боялась, боялась всего: остаться здесь, вернуться в Париж. Взяться за оружие, взяться за это расследование. Противостоять тем, кто полагает, что она уже ничего не стоит. Разочаровать тех, кому хочется в нее верить. Больше не полюбить, больше не быть любимой. Да, она боялась. Этот страх существовал в реальности, как черное чудище, что пряталось в ее тени. Вездесущее, притаившееся, оно питалось ее силой.

На обратном пути полил сильный дождь и не стихал до самого дома.

Когда мужчина во второй раз за вечер услышал, как его дом с удвоенной силой сотрясается под ударами, он дал себе слово навсегда усмирить новую соседку. Он открыл дверь, Ноэми выхватила оружие и приставила ствол прямо к его голове. Однако в ее голосе не было ожидаемой твердости. Она почти плакала:

— Ну, давай, бери свое ружье. Доставь мне удовольствие.

Вид этой женщины, промокшей до нитки и дрожавшей, как осенний листок, держащей палец на спусковом крючке и явно более перепуганной, чем он сам, подсказал ему, что лучше не двигаться. Но была в глазах этого незнакомца какая-то жестокость, едва сдерживаемая ненависть. Бросая виноватые и тревожные взгляды на хозяина, пес проковылял к Ноэми, не решаясь подойти поближе, пока она не схватила его за ошейник.

— Если пойдешь за мной, задумаешь хоть что-то, убью на месте.

Чем дольше Ноэми оставалась там, тем ощутимее тяжелело оружие в руках. С минуты на минуту ее мог охватить приступ паники. Тогда она принялась отступать, постепенно, шаг за шагом, пока не исчезла во тьме.

Первое, что увидела Ноэми, открыв глаза, была кривая собачья морда с мокрым носом. Пес устроился на кровати у нее в ногах. Она крепко растерла себе щеки и разобралась в случившемся: так после пьяной ночи обнаруживают в постели незнакомого любовника.

— Случалось, я просыпалась с кем и похуже, — заверила она пса.

В последний момент ей удалось увернуться от мокрого языка и ласково оттолкнуть собаку.

Сперва она решила назвать его Адриэлем, но быстро передумала, потому что не испытывала ни малейшего желания повторять это имя по сто раз на дню. Подметив абстрактный окрас пса, она решила назвать его Пикассо, пообещав себе потом подыскать что-нибудь получше. Таким образом, подсознательно она только что допустила возможность этого «потом».

Теперь она была ответственна за кого-то. Мельхиор подсказал бы, что это такой же естественный способ принять свою судьбу, как любой другой. А она бы по привычке не согласилась с его мнением.

Кончиком ноги она заставила пса слезть с постели.

— Надеюсь, ты достаточно насладился спальней, потому что это в последний раз. Собака не должна жить в доме, говаривал мой отец.

Буске и Милк уже поджидали ее на парковке комиссариата, их лица не предвещали ничего хорошего.

— Тревога? Новое дело? — принялась расспрашивать Ноэми.

— Да ничего по-настоящему серьезного. Жалоба на угрозу смерти и кража собаки. От вашего ближайшего соседа. Какая-то байка про яйца и зеркало заднего вида. Я не совсем разобрался, но, похоже, он как раз вас имеет в виду.

— Мсье Видаль, — уточнил Милк, — специалист по генеалогии, которому нет равных в наших краях. Бывший легионер. Дело могло бы плохо кончиться. Всем известно, что он не слишком нежен со своими животными, однако было бы хорошо, если бы вы не имели к этому никакого отношения.

Именно в этот миг Пикассо поднял голову на заднем сиденье «лендровера». Со свисающим набок языком и приоткрытой челюстью он составлял полную гармонию с Ноэми.

— Вот черт, — присвистнул Буске. — Капитан, что теперь прикажете делать?

— Для начала пригласите ветеринара, а там посмотрим. Я мчусь на вскрытие, мы и так уже опаздываем.

Ромен уселся за руль, начало пути в машине без опознавательных знаков полиции прошло в молчании. Молодой лейтенант размышлял над одними и теми же вопросами, Ноэми тоже предавалась раздумьям.

— У меня есть собака.

— Да, я слышал.

Автомобиль выехал из Деказвиля и по национальной трассе направился в сторону Монпелье.

— И все-таки разве оружие, которым вы угрожали соседу, не должно было находиться в специальном сейфе? — спросил Ромен.

— Не будьте придирчивы. Завтра я его туда уберу, обещаю вам. И мы по-прежнему опаздываем, — добавила она.

— Вам хочется мигалку и сирену? Это доставит вам удовольствие?

— Угу, вполне.

Стрелка спидометра зашкаливала, а Валант очень осторожно, несмотря на скорость, прокладывал себе путь между машинами.

— Вы как-то странно выглядите.

— Странно?

— Заинтересованной. Увлеченной. И настоящей…

— Выбирайте.

— Тогда увлеченной. И настоящей…

Институт судебно-медицинской экспертизы Монпелье, представляющий собой неотъемлемую часть университетской больницы, не обладал обветшалой прелестью одноименного парижского заведения с его постройкой из старых камней и омывающей его подножие Сеной. Это была просто отремонтированная в прошлом году гигантская больница с белыми фасадами и нескончаемыми коридорами, как почти во всех подобных учреждениях.

По сравнению с этими прозекторскими, что сияли чистотой, как операционные блоки, и были оснащены оборудованием по последнему слову техники, парижский морг был похож за выставку редкостей или кабинет деревенского лекаря.

На столе из высококачественной нержавеющей стали покоились обнаруженные накануне фрагменты детского скелета, уже отмытые от органических жидкостей, которые теперь находились в больших резервуарах для отходов с этикеткой «Биологически опасно». К изумлению Шастен, которая еще не видела подобного устройства, огромный экран на стене позволял наблюдать за вскрытием в реальном времени.