Вивека Стен - Тихая вода

И это не была ревность. Отношения Томаса и Норы оставались приятельскими, не переходя границы, за которой начиналась территория семьи и брака. Тем не менее Томас и Хенрик держались друг от друга на расстоянии, несмотря на давнее знакомство. И то, что Хенрик происходил из семьи дипломата, с консервативными взглядами и ценностями, нисколько не улучшало положения.

Кроме того, Хенрик был врач и привык, что все вокруг смотрят ему в рот. Эта претензия на авторитет раздражала Томаса. Равно как и привычка перебивать Нору, когда она хотела высказать свое мнение, и то, что Хенрик встречал в штыки малейшее несогласие с ее стороны. Томас не переставал удивляться, на чем вообще держится их брак?

И все-таки он решил оставить голосовое сообщение, в котором предупредил Хенрика о том, что случилось, чтобы ситуация дома не застала его врасплох. Кто знает, может, Хенрик догадается вернуться домой пораньше.

Пятница, третья неделя

Когда в пятницу утром Томас появился в отделении полиции в Наке, в здании царила тишина. Как будто и те немногие, кто не был в отпуске, вдруг решили начать рабочий день позже обычного. Отсутствовали даже записные «ранние птахи», что делало обстановку вдвойне непривычной. Сам Томас на этот раз успел на утренний паром, за что и был вознагражден несколькими часами одиночества.

Он любил тишину. Неделя выдалась жаркой, и она еще не закончилась. Томас опустился на свой стул, довольный, что ни с кем не нужно говорить. Потом пошел в комнату отдыха, прихватив свою чашку — большую, с эмблемой морской полиции.

На полке выстроились в ряд разные сорта чая. Недолго поразмыслив, Томас сделал выбор в пользу «Эрл Грея». Не слишком оригинально, но для раннего утра в самый раз. Два кусочка сахара и немного молока — и бодрящий напиток готов.

С полной чашкой Томас вернулся в свой тоскливый кабинет. Там ничего не было, кроме обязательного письменного стола, двух березовых стульев для посетителей и почти пустого книжного шкафа из такой же светлой древесины.

На столе, собранные в две кучки, лежали документы и другие бумаги. И ни единой фотографии, ни комнатного цветка — ничего, что могло бы нести отпечаток личности хозяина кабинета или придать интерьеру хоть немного домашнего уюта.

Раньше рядом с телефоном стояла большая фотография Перниллы. Томас любил этот снимок, который сделал однажды на Харё. Волосы Перниллы сияли на солнце, и все вокруг было пронизано тем неповторимым вечерним светом, который бывает только в шхерах на закате.

Пернилла сидела на мостике и смотрела на море и заходящее солнце. Она не заметила, что Томас ее фотографирует, именно поэтому все и получилось так удачно, — мгновенье жизни, случайно пойманное в объектив.

После развода Томас убрал фотографию со стола, но так и не смог выбросить. Сейчас она хранилась в одном из ящиков письменного стола, в самом низу. Выставить фотографию Эмили он тем более не решался, это было бы слишком тяжело.

Каждый раз, когда Томас вспоминал Эмили, прежде всего видел ее маленькую руку, покоящуюся в большой своей. Он несколько часов просидел возле ее кроватки, прежде чем Эмили забрали, и все гладил ее маленькие, безжизненные пальцы, и не мог поверить, что никогда больше не сможет ни коснуться ее щеки, ни взять ее на руки. Когда медики отняли ее у него, у Томаса помутился рассудок. Он вцепился в девочку, как будто одной только силой воли мог вернуть ей способность дышать.

И выл, как раненый зверь в лесу. Все никак не хотел отпускать от себя дочь. Ни похороны, ни маленький белый гроб на алтаре, ни неизбежный развод с Перниллой — ничего потом не далось ему так тяжело, как этот визит медиков, увозящих с собой тело Эмили.

На столе лежал конверт с его именем и фамилией — долгожданный ответ из Линчёпинга. Отдав должное оперативности судмедэкспертов, Томас углубился в чтение и тут же удивленно поднял брови. Он ожидал чего угодно, только не этого. Надежда на то, что анализ проб прольет хоть какой-то свет на ситуацию, рухнули в одночасье. Скорее наоборот, ответ из Линчёпинга спутал следствию все карты.

Томас потянулся и почесал в затылке. Теперь-то Дедушка расстроится по-настоящему. Самым правильным будет позвать на следующее совещание прокурора. Она должна это видеть. Как-никак, руководитель следственной группы, хоть и формальный. А значит, тоже несет ответственность.

Томас потянулся за телефоном позвонить Маргит. Она из тех, кто должен узнавать обо всем в первую очередь. В любом случае эта бумага задаст жару всем.

Совещание назначили ровно на десять тридцать.

И никаких академических пятнадцати минут. Служака старой закалки, Дедушка считал пунктуальность одной из главных добродетелей полицейского. Тому, кто не укладывался, оставалось пенять на себя.

Когда Томас появился в комнате для совещаний, и шеф, и прокурор Шарлотта Эман уже были там. Калле с Эриком заняли места напротив инспектора. Карина села рядом с ручкой наготове.

Томас заметил, что она подколола волосы. По крайней мере попыталась это сделать, потому что не вместившиеся в заколку пряди свисали и торчали тут и там. При этом розовая блуза очень шла к ее загорелому лицу.

Карина показала ручкой на блюдце посредине стола.

— Угощайся, Томас. Заскочила в кондитерскую по дороге сюда. Подсластить наши горькие будни никогда не лишне.

Томас кивнул:

— Спасибо. Все, что все поднимает уровень сахара в крови и дает энергию, будет сегодня кстати.

Дедушка прокашлялся:

— Ну, начнем. Маргит уже с нами?

Он вопросительно посмотрел на телефон, и ответ тут же заполнил собой все помещение:

— Я с вами. Как там в Стокгольме? У нас температура воды двадцать пять градусов, не говоря о воздухе.

— Мы не жалуемся, — перебил ее шеф. — Давайте для начала выясним, на каком мы свете.

Он повернулся к Томасу и откинулся на спинку стула:

— Начнем с тебя.

Томас вкратце изложил события последних суток и развернул рапорт из Линчёпинга:

— Согласно результатам анализов Кики Берггрен была отравлена.

Он сделал паузу, предоставляя пространство всеобщему замешательству. И все за столом посмотрели друг на друга, потому что не знали, как истолковать его последние слова.

— Предположительно крысиным ядом, — добавил Томас.

— То есть причиной смерти стал крысиный яд? — первой нарушила тишину Карина.

— Отчасти, — поправил Томас. — Экспертиза установила, что в крови Кики Берггрен содержалась смертельная доза варфарина, который входит в состав крысиных ядов. Если это и убило ее, то косвенно, усилив кровотечения отчасти в мозге и других внутренних органах.

— Что значит «косвенно»? — не понял Эрик.