Андрей Иванов - Последняя загадка

– Давно ты в городе?

– Около месяца.

– Мог бы позвонить.

– Не будем об этом. Я здесь, и это главное.

Максимов вновь наполнил рюмки.

– Давай за тебя, – сказал он.

– Спасибо.

– Я рад, что ты не изменилась. Оставайся такой всегда!

Собеседники чокнулись и выпили.

– Как дочка? – спросил Максимов.

Куликова улыбнулась:

– Вышла замуж.

– Вот как…

– Ей ведь в прошлом году стукнуло девятнадцать.

Максимов вздохнул:

– Чужие дети растут быстро. Когда мы с тобой познакомились, ей было десять.

– Ты все помнишь.

– Иногда мне кажется, у меня слишком хорошая память. Многое хотелось бы забыть.

– Со мной та же беда.

– Кто твой зять?

– Работает в каком-то банке.

– Вы часто видитесь?

– Общаемся по праздникам. Они живут в Озерках.

Максимов посмотрел на пляжную фотографию Куликовой:

– Я помню этот снимок.

– Еще бы, ты ведь сам его делал.

– Да, помню.

– Я часто вспоминаю то лето.

– А я вспоминал его последние семь лет каждый день.

Куликова улыбнулась:

– Там было хорошо…

– Помнишь ручную обезьянку на улице?

– Которая чуть не укусила меня?

– Да.

– Конечно, помню.

– А поездку на теплоходе?

– Когда мы встретили твоего друга из Грузии?

– Я с тех пор его так и не видел.

Максимов разлил коньяк.

– Выпьем за наше прошлое. Те три года были самыми лучшими в моей жизни. Особенно месяц в Одессе.

Они выпили.

– Недавно моя подруга побывала в Одессе. Судя по ее рассказам, там все переменилось. Город не узнать.

– Питер за это время тоже сильно изменился.

– Живя в городе, этого не замечаешь.

– Расскажи мне о себе. Как ты живешь? С кем встречаешься?

– Нечего рассказывать.

– Неужели за эти годы ничего не происходило?

– Происходило. Сюда приходили и уходили мужчины… Последний из них ушел три месяца назад.

– Ты жалеешь об этом?

Куликова пожала плечами:

– Не знаю. Мне кажется, мои чувства притупились. Жизнь течет медленно, одним словом, полный штиль.

– Ты рада, что я его нарушил?

– Пока не поняла.

– Где ты работаешь?

– В «Каравелле».

– Это ресторан?

– Да, на Малой Садовой. Официанткой.

– Раньше ты работала на Гороховой.

– Наше кафе разорилось.

– А как дела в «Каравелле»?

– Неплохо. Особенно в периоды праздников. Скоро все это закрутится, Новый год, Рождество…

– Значит, ты богатеешь?

– Не я, а мой хозяин. Приходи, сам все увидишь.

– Я бы пришел, но, боюсь, меня там уже ждут.

– Кто?

– Те, кто сейчас думает обо мне. – Максимов наполнил рюмки. – Честно говоря, я волновался, когда шел сюда.

– Почему?

– Разные мысли приходили в голову.

– Думал, жива я или нет?

– Больше о том, с кем и как ты живешь.

– Давай теперь выпьем за тебя. С возвращением!

– Спасибо.

Куликова и Максимов выпили. Гость посмотрел на гитару, стоявшую в углу.

– Ты до сих пор играешь? – спросил он.

– Теперь уже совсем редко. А ты?

– Семь лет не брал в руки инструмент.

– Хочешь попробовать?

– Хочу.

Максимов взял гитару и бережно погладил по струнам.

– Я помню, как в Одессе ты пел всю ночь напролет, – произнесла Куликова.

– В Аркадии?

– Да.

– Сейчас я уже так бы не смог.

Максимов взял аккорд. Звук струн наполнил притихшую комнату. Гость запел негромким хрипловатым голосом:

Допев, Максимов отложил в сторону гитару.

– Ты действительно хочешь, чтобы все осталось без перемен? – спросила Куликова.

– Я хочу, чтобы у нас с тобой все началось сначала.

– Думаешь, это возможно?

– Думаю, да. – Максимов сел на диван рядом с Куликовой, обнял ее за талию и притянул к себе.

За окном догорал январский вечер. Снег опускался на обледеневшую набережную. Подслеповатые окна домов, вытянувшихся вдоль канала, вглядывались в морозный сумрак.

Петренко не мог налюбоваться новой мебелью. Утром, придя в кабинет, подполковник вновь прошелся вдоль стульев, бережно поглаживая их по спинкам. Затем он сел за стол и положил ладони на свежеотполированную поверхность. Раздался стук в дверь.

– Войдите, – сказал подполковник.

В кабинет вошел Чердынцев.

– Доброе утро, Юрий Саныч, – сказал майор.

– Здравствуй.

– Красивая у вас мебель.

– Спасибо, Боря, сам не могу нарадоваться.

– Скажите, а на вахте не планируется замена стула?

Мухомор задумался.

– Пока нет, но, возможно, в перспективе поставим об этом вопрос.

– Очень хотелось бы, Юрий Саныч.

– Не все сразу, Борис, в каждом деле должна быть постепенность. Вот в кабинетах мебель поменяли, теперь будем работать и с другими помещениями.

– Понимаю, Юрий Саныч.

В руках Чердынцева были увесистый пакет и красочный конверт.

– Что это у тебя? – спросил Мухомор.

– Почта, товарищ подполковник.

– Покажи.

– Вот. – Майор положил почту перед шефом.

Мухомор надел очки.

– Так… – произнес он, рассматривая пакет и конверт. – Что тут у нас? Посылка и конверт на мое имя.

– Утром пришли.

– Ладно, Борис, ты иди, я с этим поработаю.

– Слушаюсь, товарищ подполковник. – Чердынцев вышел из кабинета.

Мухомор решил начать с маленького конверта. Он достал из ящика стола ножницы и аккуратно срезал край. В конверте лежало сложенное вдвое приглашение.

– «Уважаемый господин Петренко, – прочитал Мухомор. – Мы имеем честь пригласить Вас на премьеру Европейского театра „Театр“. Двадцать первого декабря в помещении концертного зала Дворца молодежи Вы увидите пьесу „Пьеса“ по мотивам поэмы Валерия Брюсова. Ваши места находятся в зоне для особо важных персон, третий ряд, кресла номер одиннадцать и номер двенадцать. После спектакля состоится банкет. Спонсоры мероприятия: продюсерский центр „Северная звезда“, АО „Аврора“, ресторан „Граф Толстой“. С нетерпением ждем Вас на премьере».