Наталья Хабибулина - Черная химера

Ерохин отметил и синеву под большими глазами, и бледность кожи, и почти дистрофичную худобу женщины. Бесцветные волосы были собраны на затылке в бесформенный пучок. Было что-то жалкое во всей её фигуре, и капитан, глядя на неё довольно опытным взглядом чекиста, понял, что она всего лишь жалкий исполнитель чужой воли. Вот только за что она платит такую цену?

Поздоровавшись с Юлией, Ерохин представился, узнал, все ли в порядке, но ответа на свой вопрос не получил. Постояв с минуту, он предложил обращаться к нему при необходимости. Она вяло кивнула, и капитан поспешил выйти.

Капитан понимал, что поговорить с ней он сможет только после того, как Дубовик передаст ему все её данные. А пока лучше отправиться к Оксане. С телефона медпоста можно будет передать для подполковника «привет».

А тем временем Дубовик с Калошиным до рези в глазах вчитывались в разные медицинские документы, относящиеся в большинстве своем ко времени заведования доктора Шаргина, и они пока им ни о чем не говорили. Бесконечные анамнезы, диагнозы самых разных больных, от всего этого голова шла кругом.

Изредка то – один, то другой откладывали в сторону заинтересовавшие их бумаги.

– Андрей Ефимович, нашел я историю болезни Турова, всё так, как сказал Хижин! – Калошин потряс тонкой папочкой.

– И?.. – Дубовик откинулся на спинку стула и с хрустом потянулся. – Что там интересного, с этим Туровым?

– В прошлом году он дважды находился на излечении, так как страдает приступами амнезии, в связи, с чем имеет инвалидность.

– Значит, он был раньше пациентом Шаргина? Потому-то, видимо, и выбрали его.

В этот момент в комнату вошла пожилая санитарка, неся на подносе чай и неизменные хижинские огромные пироги.

– Вот, распорядились вас накормить, – ставя поднос на стол, сказала женщина.

– Спасибо, вовремя! – Дубовик отодвинул бумаги.

– Ну, пока вы будете чаевничать, я, если вы не против, пыль протру, а то без сопровождения тут нам находится нельзя. Всё-таки документы!.. – глубокомысленно произнесла санитарка. – Тут ведь до этого Анна Пескова работала, да вот сгинула куда-то, вроде к дочери в Москву подалась, да где-то видать в дороге и пропала!.. Вот ведь как бывает! – говоря всё это, она возила мокрой тряпкой, принесенной тут же из коридора, по стеллажам. Видя, что мужчины её слушают, продолжила: – Тут-то работать лучше, все чистые, тихие. Богатые встречаются. Бывает, что угостят чем-нибудь. Нам, правда, запрещено брать что-то из передач, но настаивают, а я и не отказываюсь: что будет от одного яблока или апельсина? Им вон, целыми сетками иногда несут. Только вот как сюда Федька Коломиец с дружком попали? Я удивилась тогда, заходила к Аннушке по делу, смотрю: Федька на лавочке сидит с перемотанной головой, а из окна, значит, доктор-то ему кричит: зайди, мол, сюда, и фамилию какую-то другую назвал, то ли Туров, то ли Гуров, а он же всю жизнь Коломиец!

При этих словах и Дубовик, и Калошин, буквально, замерли с раскрытыми ртами. Женщина, не замечая этого, продолжала:

– Я и мать его знала. Она всю жизнь Коломиец была, а он, вишь ты, другую уже заимел. Хотя удивляться-то особо нечему – Федька-то все по тюрьмам с детства, так и мать в могилу раньше времени свёл! Паспорт, поди, выкрал у какого-нибудь бедолаги, он ведь по воровству-то и сидел. Скрываться решил, видно, здесь. Аннушку спросила, она плечами пожала, и всё. Да оно и понятно: болтать у нас не принято.

– Скажите, – осторожно, боясь спугнуть удачу, спросил Дубовик, – а где он живет?

– Да где-то в городе, я-то сама здесь, при клинике с племянником, он тут кочегаром работает. В город без нужды не ходим, так я давно уж Федьку-то не видела. Да и на что оно мне?

Когда санитарка вышла, забрав посуду, Дубовик взял папку с историей болезни Турова-Коломийца:

– Так, что здесь? Адрес, понятно, московский, того самого Турова, у которого украли паспорт. Чьи подписи есть, кроме Шаргина? Так… Лыков, эту фамилию я уже встречал, надо бы узнать, что это за «фрукт»… Раз расписался, значит, должен знать, что за операция была у этого субчика Коломийца. – Дубовик отвернул манжету рубашки: – Ого, времени уже много, сегодня до него не доберемся. Что, завтра с утра? Сюда вернёмся позже. Едем спать?

– Поехали!

Утром, выспавшиеся и приободренные поздравлениями министра внутренних дел Круглова и громким «Маршем Московской милиции», оперативники первым делом отправились в горотдел к коллегам. Начальник майор Лагутин, загорелый приятный здоровяк, только что вернувшийся из отпуска, встретил их радушно. Обменявшись поздравлениями, выпили предложенный коньяк, закусив дольками лимона. На вопрос, где его заместитель Муравейчик, махнул рукой в сторону двери:

– Работает! Ох, и обиделся он на вас, товарищ подполковник! – Лагутин засмеялся. – Но я его быстро успокоил! Попыхтел, попыхтел да и затух.

Дубовик снисходительно улыбнулся.

– Вам, товарищ подполковник, пришла телефонограмма, – майор протянул ему небольшой лист бумаги.

Дубовик быстро пробежал глазами отпечатанный на машинке текст, и, чиркнув спичкой над пепельницей, скомкал и сжег бумагу. Перехватив взгляды Лагутина и Калошина, произнес:

– Привычка!

Побеседовав ещё какое-то время, заручившись на будущее помощью майора Лагутина и его подчиненных, Дубовик с Калошиным отправились по месту проживания Коломийца, но там их ожидало полное фиаско.

Дверь квартиры открыл субтильный мужик неопрятного вида. Пока он разглядывал документы офицеров, чесал грязной пятерней в немытой голове, за его спиной появилась мадам внушительных размеров в бесцветном халате, в разодранных тапках и крашеными стрептоцидом жидкими волосами. Запах лука, исходящий от нее, заполнил сразу всю лестничную площадку. Она локтем оттеснила мужика в сторону, взяла толстыми пальцами документы и, не читая, отдала их оперативникам. При этом Калошин почувствовал, как Дубовик передернулся, и, стиснув зубы, заиграл желваками. Майор, понимая страдания такого эстета, как подполковник, легонько дотронулся до его локтя, как бы успокаивая.

– Вам чего? – голос бабы был громок и неприятен.

– Коломиец Федор здесь живет? – стараясь придать своему голосу как можно больше строгости, спросил Калошин.

– Здесь я проживаю! Опомнились! Он уж с полгода, как на погосте! – с этими словами «стрептоцидовая дама» захлопнула дверь.

Дубовик протяжно выдохнул:

– Пошли!

На крыльце они остановились. Калошин закурил, а Дубовик, раздувая ноздри, вдыхал снежную свежесть.

– Тьфу! – сплюнул он. – Бывают же такие личности! Мерзость сплошная! – он ещё раз сплюнул. – Ну, и к чему мы с тобой пришли?

В этот момент на крыльцо вышла женщина в пуховом платке: