Наталья Хабибулина - Черная химера

– Вы интересовались Федькой Коломийцем? – спросила она у оперативников.

Дубовик с Калошиным резво повернулись к ней.

– Да, да! Вы что-то можете нам рассказать? – спросил майор.

– А что рассказывать? Умер мужик. Ещё по весне. Число точно не помню, но где-то после майских праздников. Он ведь все по больницам мотался, что-то у него с головой было не в порядке. Видать, с тюрьмы ещё притащил болячки. Зимой попал в аварию, сколько пролежал с пробитой головой, не знаю. Но вроде бы и вылечился. Даже сказал, что больше не страдает провалами в памяти. Радовался. А в мае вдруг стал резко чахнуть, маялся дикими головными болями. Аж, кричал, бедолага! После одного такого приступа его увезли на «скорой». Больше он и не вернулся. Жил одиноко. Так мы всем домом его и схоронили. Тихий был, спокойный, не пил. Хоть и уголовник… А эти!.. – она махнула рукой на окна квартиры, в которой только что побывали оперативники. – Срамище, да и только!

– Скажите, а где работал Коломиец?

– Так я же говорю, что по больницам мотался после тюрьмы. Инвалидность у него была. Сильные провалы в памяти мучили его.

– Ну, спасибо вам большое! – оперативники распрощались с женщиной и направились опять к Лагутину. По дороге Дубовик предложил вызвать Доронина для выполнения некоторых заданий. Калошину было приятно, что подполковник, таким образом, отмечает профессионализм его подчиненного, поэтому он, не раздумывая, согласился.

После небольшого разговора с Лагутиным о Коломийце, попросив достать из архива его дела, Дубовик решил отправиться к Лыкову, который оказался заместителем заведующего Райздрава, а Калошину поручил сходить в больницу, узнать подробней о смерти Коломийца. Встретиться договорились в архиве, и продолжить там работу, но в этот момент Лагутину позвонил дежурный…

Ерохин решил проводить Оксану после ночной смены до остановки автобуса. За воротами они сразу свернули на тропинку, которая шла параллельно дороге, ведущей в клинику. С утра опять пошел снег; с тяжелых веток сосен на молодых людей срывались пушистые белые хлопья, и они весело хохотали, стряхивая снег друг с друга.

В один момент Владимир нежно прижал девушку к себе и хотел поцеловать, но она вывернулась, и со смехом побежала вперед. Ерохин задержался на минуту, решив слепить снежок. Белый комок полетел вслед бегущей девушке и ударил ей в спину. Оксана резко споткнулась, взмахнув руками, и упала боком в сугроб. Владимиру стало стыдно за свой поступок, и он поспешил ей на помощь. Остановившись возле девушки, протянул было руку со словами извинения, но они застряли у него в горле: под её плечом снег постепенно из белоснежного превращался в ярко красный. Ерохин медленно опустился на колени, просунул ладонь под голову девушки и осторожно повернул лицом к себе. Потухающие глаза смотрели в небо, а яркие полные губы, вдруг вмиг побелевшие, разлепились в тихом шепоте.

– Что?! Что, Оксана?! – Ерохину хотелось закричать, но он почувствовал, что горло сжало жесткой паутиной, и он просто захрипел. А девушка, едва прошептав какое-то слово, дернулась в руках Владимира и замерла. Капитан осторожно опустил её голову, прикрытую тонким ажурным платком, на мягкую перину пушистого снега, а сам протянул руку и потрогал небольшую дырочку в темной ткани драпового пальто девушки.

Определить, что это было пулевое отверстие, Ерохину хватило полсекунды. Капитан соскочил с колен, огляделся, проследил взглядом в том направлении, откуда, по его расчетам, мог быть сделан выстрел и, разгребая ботинками снег, побежал туда. Место, где стоял убийца, определил сразу, но близко подходить не стал, так же, глазами, проследил цепочку следов, уже припорошенных снегом, уходящих вглубь парка, и быстро побежал параллельно этим следам. Но через пятьсот метров капитан вынужден был остановиться: начиналась улица с прохожими и проезжающими автомобилями. Определить в снежном вихре удаляющуюся фигуру предполагаемого преступника было невозможно. Ерохин в полном опустошении вернулся назад к убитой.

Необходимо было срочно идти в клинику и позвонить в милицию, но он не знал, как оставить девушку. Почему-то казалось, что ещё секунда, и большие черные глаза откроются, а губы заалеют от мягкой улыбки, и на щеках появятся милые ямочки. Ерохин вдруг встрепенулся, ударил себя по щеке и зло сказал:

– Ну, ты капитан – «кисель»! Бегом выполнять свой долг! – и в самом деле побежал так быстро, как ему это позволял уже порядком нападавший снег.

Пуля застряла в стволе стоящей неподалеку сосны. Ерохин обнаружил её сам и отдал эксперту. Делал он это все автоматически, сам же постоянно возвращался взглядом к неподвижному телу. Циничная мысль почему-то его даже радовала: «Слишком хороша была девчонка, и если бы её не убили, неизвестно куда бы меня это завело!»

Когда тело девушки увезли, а оперативники закончили осмотр места происшествия, Дубовик отвел в сторону Ерохина:

– Юлия Усладова – бывшая зэка, «форточница» – сидела за многочисленные кражи. Имеет дочь четырех лет, больную закрытой формой туберкулеза. Все её связи ещё отрабатываются. О ней пока все! А теперь, капитан, быстро и четко докладывай обо всем, что имеет хоть какое-то отношение к этому делу!

– Вчера мы с ней мельком поговорили о Кривец, и Оксана заявила, совершенно безапелляционно, что та была убита, и девушке даже известно, кто это сделал. Так сразу, сами понимаете, товарищ подполковник, в лоб спрашивать об этом я не мог, но очень надеялся узнать: она прониклась ко мне симпатией, и, думаю, что в скором времени что-то бы рассказала. С этой целью я, собственно, и пошел её провожать… – Ерохин закусил губу.

Дубовик пронзительно посмотрел на Ерохина, но промолчал. Капитан облегченно вздохнул: «Пронесло, а ведь ещё день, и…», про это «и» он решил больше не думать.

–Возвращайся в клинику, будешь у нас «на подозрении», это нам поможет на законных основаниях приезжать сюда, а ты – ведешь прежнюю деятельность – наблюдаешь за Юлией. И?..

– … «слушай, смотри, молчи»! Я это помню, товарищ подполковник, даже во сне!

– Зато кое-что другое забываешь! – Дубовик показал Ерохину кулак.

– А если бы я не пошел с ней? Засыпало бы всё снегом! – попытался защитить себя капитан.

– Резонно! И только это тебя оправдывает! – Дубовик усмехнулся. – «Прониклась симпатией»! А ты чем проникся?

– Сами говорите, чтобы сближался! – беззлобно огрызнулся Ерохин.

– До пояса! А у тебя шкала интереса поползла вниз! – Дубовик таким выразительным жестом подкрепил свои слова, что стоящие неподалеку оперативники, невзирая на трагичность обстановки, заулыбались.

После обеда приехал Доронин, и, получив задание от Дубовика, направился в больницу. Калошин взял на себя разговор с Лыковым. То, что убийство Оксаны было непосредственно связано с последними событиями, они почти не сомневались, но пока никому не раскрывали первопричины своего присутствия здесь. В первую очередь, следовало досконально изучить жизнь и окружение убитой. А сейчас Дубовик перенес свой интерес на семью Кривец. Тем более, что девушка говорила об убийстве Любовь Архиповны и преступнике, которого, якобы, знала.