Эдуард Фикер - Операция C-L

Если Ленк стал жертвой преступления, то совершенно невероятно, чтобы он не заметил какой-либо подозрительной мелочи.

И мой доклад министерству финансов, естественно, вызвал тревогу и беспокойство, когда я написал, что вразрез с нашей прежней версией серия «C-L» не была уничтожена полностью.

Наш сотрудник Трепинский, проделавший геркулесову работу по опросу пассажиров поезда № 2316, почти закончил ее.

Прежде всего он подчеркнул, что все попытки сохранить в тайне пребывание Ярослава Ленка в больнице - курам на смех (хотя сам при этом даже не улыбнулся). В местной больнице, куда доставили Ленка с железной дороги и откуда потом отправили самолетом в Прагу, народу было тьма-тьмущая. Все выспрашивали подробности о почтовом вагоне. Приказ о неразглашении сведений о взрыве пришел позже, да к тому же не был доведен до сведения всех, кому нужно было это знать.

Трепинский привел ко мне сотрудника своей группы, и тот сообщил мне интересные подробности.

- Я побывал у двух пожилых женщин, переживших это железнодорожное происшествие. Филиппина Грахова, вдова судьи, и Йозефа Небушилова, врач. Они стали расспрашивать меня о военном из почтового вагона и попросили разрешить им с помощью пражского бюро услуг отправить ему цветы. Им хорошо известно, где он, от знакомых, работающих в местной больнице. Обе женщины весьма чувствительные, я бы даже сказал, сентиментальные особы и поэтому проявили такой интерес к судьбе старшего лейтенанта Ленка. Но эту заинтересованность в судьбе Ленка подогрел в них недавно какой-то незнакомый, но довольно бойкий тип, пожелавший купить у старушек попугая.

- Попугая?

- Да, попугая, - подтвердил сотрудник, - говорящего попугая из тропиков. Но попугая у них сроду не было, тогда незнакомец извинился и сказал, что, видимо, ошибся.

Мне бы даже и во сне не приснилось, что к нашему делу еще приплетут и попугая.

- Оказывается, он разыскивал попугая по всему городку, но безуспешно. Заведя разговор о попугае, он потом свернул на железнодорожную катастрофу и под конец даже объявил себя двоюродным братом раненого старшего лейтенанта. Вероятно, от этих женщин и еще некоторых других лиц он узнал, где находится старший лейтенант Ленк, делая вид, что ему об этом хорошо известно. Он напридумывал всякую ерунду о своем родстве со старшим лейтенантом Ленком. Мысль послать цветы тоже исходила от него.

- И они решили послать эти цветы? - спросил я.

- И даже послали их, - ответил сотрудник.

- Как же они это сделали?

- Обратились к пражской фирме и переслали деньги.

- А тот человек принимал в этом участие?

- Нет, он исчез. А куда, я так и не мог установить.

- Известно вам еще что-нибудь?

- Пока это все.

Цветы в больницу еще не дошли. Но в садовом хозяйстве заказ был получен. К цветам прилагалась записка с точным адресом больницы и следующим текстом: «Героическому защитнику народного имущества от Филиппины Граховой и Йозефы Небушиловой».

Записку принес сам Карличек. Она была написана дрожащей рукой темно-фиолетовыми чернилами, старательным, четким почерком.

- Если мы установим, - сказал Карличек, - что записку и вправду писали эти две старушенции и никто другой не участвовал в передаче цветов, у нас будет отличный случай поломать над всем этим голову. Могу взять это дело на себя, - предложил он. - Речь ведь идет о применении на практике теории психологического барьера в сознании, поэтому я чувствую особую ответственность.

Посоветовавшись со мной, он отправил Ястреба к этим двум вдовам, а сам решил незаметно проследить судьбу букета. Букет, составленный из оранжерейных роз, довольно дорогих в осеннее время, был сравнительно небольшим.

Ничего подозрительного вроде бы не произошло. Розы пропутешествовали в больницу и украсили приемный покой, так как в палату к больному их не поставили.

Записку с темно-фиолетовым текстом я сохранил у себя, и поступки человека, разыскивающего попугая, по-прежнему оставались для нас загадкой.

Ленк так ни о чем и не узнал; он чувствовал себя лучше, спрашивал о своей невесте и получал успокоительный ответ, что скоро ее увидит.

Шло время. Розы увяли, а Карличек все еще не обнаружил в окружении Гелены Дворской никого подозрительного.

Дня через три после того, как цветочное подношение выбросили на помойку, мне позвонил главный врач.

- Кажется, конец близок,- угрюмо проворчал он в трубку.- У пациента осложнение. Воспаление легких. При истощенном организме это почти смертельно, и мы опасаемся самого худшего.

Не знаю почему, я вспомнил в эту минуту о букете, хотя видеть здесь какую-то связь было полной бессмыслицей.

- Вы меня поняли? - нетерпеливо прозвучало в трубке.

- Понял, - ответил я. - Вы должны спасти ему жизнь. Ведь один раз вы уже это сделали.

Я положил трубку в самом мрачном настроении. В этой злосчастной истории мне все время не везло.

А дальше произошло следующее. Перед самым обедом ко мне ворвался Карличек, словно встревоженная наседка. Едва переведя дыхание, он без всякого приглашения плюхнулся на стол.

- Очень жаль эту девушку, - сказал он огорченно. - Она так несчастна!

Я понял, что до него и Гелены Дворской уже дошли тревожные вести из больницы.

- Вы были у нее? - спросил я.

- Был.

- И сказали, что ему плохо?

Он покачал головой.

- Да нет же, вы выслушайте. Я действительно был в больнице и узнал, что у него воспаление легких. Его колют пенициллином, но говорят, что и пенициллин не может творить чудеса. Вам уже как будто звонили оттуда. Но как вы отнесетесь к тому, что еще до моего появления в больницу звонила Гелена! Да-да, Гелена! Они сообщили ей об этом осторожно, но…

- А кто, черт возьми, сказал Дворской, что ей можно звонить в больницу?

- Уж во всяком случае, не я. Узнав обо всем, я сразу поспешил к ней. Тут-то все и открылось. Гелена знает, что он при смерти, но…

Карличек был чересчур уж взволнован.

- Она не звонила в больницу, - почти выкрикнул он, - туда звонила совсем другая женщина! Эта женщина представилась ее именем, и врачи попались на крючок.

Как мы и предполагали, интерес к Ярославу Ленку был все-таки проявлен, и, разумеется, интересующиеся им лица воспользовались для этого именем Гелены Дворской. И наш пост в больнице, и все расходы Карличека, выплачиваемые ему из особого фонда, - все оказалось пустым номером.

- Все это доказывает, - сказал Карличек, немного успокоившись, - что в банде активно действует особа женского пола. По-видимому, та, что в ювелирном магазине расплатилась тысячекронной купюрой.

Все это было похоже на правду, но настоящая правда, вскоре выплывшая наружу, оказалась такова, что мне захотелось напиться. Я должен был бы сразу до этого додуматься, ибо все было просто, как колумбово яйцо. Если вы следите за моим рассказом, то вы тоже все поймете.