Александра Маринина - Смерть ради смерти

– Почему у вас нет твердого сыра, одни только плавленые сырки? – строго вопрошала покупательница.

– Не знаю, – пожимала плечами продавщица. – Что привозят, то и продаем.

Далее следовала перемежающаяся оскорбительными намеками лекция о том, что, мол, сколько разговоров было вокруг приватизации, а все как было, так и осталось, продавцы воруют, за ценами теперь никто не следит, наверняка и цены завышают, вон какие рожи себе отъели, у нищих пенсионеров последний кусок из горла вырывают. Продавщица сначала вяло огрызалась, потом взорвалась и наорала на старуху, с таким остервенением швырнув на прилавок взвешенный для нее кусок буженины, словно это были не буженина и прилавок, а граната и сама ненавистная покупательница.

В другом магазине Вадим увидел, как молодая мама, держащая за руку ребенка лет пяти-шести, отчитывает продавщицу за то, что прилавок с мороженым сделали стеклянным.

– Ребенку все видно, он начинает плакать и просить мороженое, а ему нельзя! Вот что мне теперь прикажете делать?

Ребенок и в самом деле орал во всю глотку и, захлебываясь слезами и соплями, требовал мороженое «Баунти».

– Вам лишь бы продать побольше, – продолжала кипеть мамаша, – а о том, что ребенок не понимает, вы и не думаете. Да еще специально на стекло зайчиков и медведей приклеиваете, чтобы ребенок наверняка заметил вашу гадость. Совесть у вас есть или нет?

– Всем детям можно, а этому нельзя! – отвечала продавщица, обладающая таким мощным голосом, что без труда перекрыла и негодующую родительницу, и ее орущее чадо. – Мороженое специально для детей делают, а если твоему ребенку нельзя, так нечего его в магазин таскать, пусть на улице дожидается. Нарожали больных детей, а потом к нам претензии предъявляют! Мы, что ли, прилавки эти придумали? Какие дают, в таких и продаем! Весь мир в таких торгует, одной тебе, видишь ли, не нравится. Если у тебя ребенок больной, так его лечить надо, а не виноватых искать.

– Вот такие, как ты, и виноваты! – авторитетно заявила мамаша.

Дальше Вадим слушать не стал, от крика у него моментально разболелась голова. Он выскочил на улицу и с наслаждением сделал несколько глубоких вдохов, набрав в грудь побольше свежего прохладного воздуха. «Бешеные какие-то», – подумал он, вспоминая искаженные яростью лица скандалящих женщин. Он пошел через скверик в следующий магазин и внезапно увидел пацана лет десяти, который с упоением истязал кошку, сидя на корточках возле огромного дерева. Кошка истошно вопила и дергалась в маленьких цепких ручках, а на сосредоточенном лице мальчишки блуждала странная улыбка, словно он занимался любимым хобби, которое требует предельного внимания, но в то же время приносит незабываемое наслаждение.

– Ну-ка прекрати, – вполголоса приказал ему Бойцов. – Отпусти кошку, не надо ее мучить.

Паренек быстро поднял голову и от неожиданности ослабил хватку. Несчастная кошка моментально вырвалась и убежала, прихрамывая и продолжая вопить – похоже, юный кошкодав поочередно ломал ей лапы.

– Зачем ты это делаешь? – вполне миролюбиво спросил Вадим.

Но мальчишка посмотрел на него с такой ненавистью, что Бойцову стало не по себе. Не сказав ни слова, пацан развернулся и убежал.

Вадим пошел дальше, вглядываясь в лица прохожих, и ему казалось, что ни на одном из них не видит он печати того, о чем ему рассказали. Люди как люди, самые обыкновенные. Ничего особенного он в них не замечал. Надо будет еще подойти к школе, когда кончатся уроки, посмотреть на подростков.

Он медленно прогуливался, запоминая дома, переулки, дворы, запоминал по привычке, на всякий случай, совершенно не думая о том, что это может когда-нибудь пригодиться. К часу дня он подошел к школе и поискал глазами место, откуда можно понаблюдать за ребятами. Увидев среди деревьев и кустов скамейку, Вадим двинулся к ней и тут заметил, что на скамейке сидит девушка лет двадцати с книжкой. Он хотел было повернуть назад, но девушка внезапно подняла голову и улыбнулась ему.

– Вы тоже встречаете? Садитесь, места хватит.

Вадим присел рядом с ней. Девушка была очень славной, с короткой мальчишеской стрижкой, чуть вздернутым носиком и круглыми голубыми глазами.

– А кого вы встречаете?

– Брата. Здесь рядом ПТУ, мимо которого надо проходить, чтобы дойти до дома.

– Ну и что? – не понял Бойцов и тут же вспомнил, что Каменская рассказывала ему про это ПТУ.

– Его уже несколько раз били, мы теперь его одного не пускаем. Обязательно кто-нибудь его встречает, или родители, или я.

– Сколько лет вашему брату?

– Шесть. В первый класс ходит.

– Шесть лет? – содрогнулся Бойцов. – Они что, шестилетнего ребенка бьют? А в милицию вы заявляли?

– А как же, – охотно откликнулась девушка. – И не только мы. Нас таких человек тридцать набралось, да только толку – чуть. Всех учащихся ПТУ ведь не пересажаешь, тем более что малыши толком и не помнят, кто их бил. Они же от страха глазки закрывают. – В ее голосе зазвенели слезы. – Помнят, что это было возле ПТУ, а больше ничего сказать не могут. Кого привлекать?

– А за что же их бьют, таких маленьких?

– А ни за что. Им пар выпустить нужно. Сволочи! – Она всхлипнула, но быстро справилась с собой. – В первый раз Павлушу избили, когда потребовали у него деньги, а он сказал, что денег нет. Во второй раз велели снять куртку и отдать им, они собирались распить бутылку в кустах, а земля была холодная, вот они и решили у кого-нибудь куртку отобрать, чтобы подстелить. Снова весь в синяках и ссадинах пришел. Никакой управы на них нет. Вот скажите мне, что же это за поколение растет сейчас, а? Уроды какие-то. То ли это оттого, что с самого детства питаются химией, а не натуральными продуктами, то ли нация стала вырождаться от многолетнего пьянства.

– Не стоит переносить на всю нацию те дефекты, которые вы видите в ребятах из ПТУ, – заметил Вадим.

– Да дело не только в ПТУ, – горячо возразила девушка. – Я же вижу детей, с которыми Павлик учится. И его одноклассников, и тех, кто постарше. Они совсем другие, не такие, какими мы были в их возрасте, понимаете? Чуть что – лезут в драку, хватаются за камень, ударить норовят. А что говорят при этом, вы бы слышали! «Чтоб ты сдох! Чтоб тебя машина переехала!», и все в таком же роде.

– Может быть, недостаток воспитания? – предположил Вадим. – Подрастут – выровняются.

– Что вы, – девушка горестно махнула рукой. – При чем тут воспитание. У них в глазах такая ярость, лица пылают, голос звенит от злости! Смотришь на них и понимаешь, что они и в самом деле желают смерти тому, с кем вступили в конфликт. Или смерти, или увечья. Понимаете, они хотят уничтожить того, кто стоит поперек дороги, не давая исполниться любому, самому маленькому желанию, будь то желание покататься на чужом велосипеде или выпить вина, сидя на земле и подстелив под себя чью-нибудь куртку. А уж про желание тех, кому больше шестнадцати, переспать с женщиной я и не говорю. Мы после восьми вечера стараемся вообще на улицу не выходить, чтобы не нарваться на изнасилование. Да что я вам рассказываю, вы и сами все это знаете.