Александра Маринина - Смерть ради смерти

Он снял с плеча спортивную сумку, достал оттуда фотоаппарат со вспышкой и сделал несколько снимков. Комната, письменный стол и рядом – открытый сейф. План покрупнее – стол и сейф. Отдельно – сейф с лежащим внутри уголовным делом. Для того, чтобы была хорошо видна надпись на папке с делом, ему пришлось пристраивать на полке зажженный электрический фонарик. Конечно, для следствия и суда эти фотографии – пустое место, доказательственной силы не имеют, так как сделаны не официальным лицом и не в присутствии понятых. Но для того, чтобы в случае необходимости оказать на разработчика психологическое давление, годились вполне.

Он отщелкал еще полтора десятка кадров, переснимая отдельные документы из уголовного дела, в том числе и письмо Войтовича. Вмонтированное в сейф устройство красноречиво говорило о том, что, если прижать хозяина квартиры к стенке и потребовать открыть сейф, уголовное дело будет немедленно уничтожено. И тогда уже никто не сможет доказать, что именно дело об убийстве жены Войтовича лежало в этом несгораемом шкафчике. Что-то лежало, да, а вот что? Да порнографические журналы, от жены прятал. Любовная переписка. Дневники. Все, что угодно, иди потом доказывай, что именно. И если папка с делом будет уничтожена, никто уже не прочтет предсмертное письмо Григория Войтовича.

Выходя из квартиры, Вадим Бойцов взглянул на часы и с удовлетворением отметил, что уложился в семнадцать с половиной минут. Это был хороший результат.

Спровоцировать ссору оказалось, как всегда, легко, несмотря на то что его жена была на удивление покладистым и бесконфликтным человеком. Но ему и не нужно было, чтобы она на него сердилась, в данном случае было вполне достаточно, что сердился он сам.

Склоку он затеял уже в дороге, подъезжая к дачному поселку. Предметом обсуждения уже в который раз стали родители зятя, люди, на его взгляд, претенциозные и недалекие. К тому моменту, когда они поставили машину в гараж и стали выгружать на кухне купленные для праздничного обеда продукты, его негодование достигло апогея.

– Почему я даже в выходной день не могу побыть в тишине и покое! – кричал он. – Раз уж завтра ты вынуждаешь меня целый день общаться с этими ублюдками, то я немедленно уезжаю на озеро. Мне нужен покой и одиночество, иначе я не могу работать, я двадцать лет твержу тебе это, а ты постоянно подсовываешь мне всяких дегенератов, с которыми я должен разговаривать. Оставь меня в покое хотя бы сегодня! Алмаз, поехали на озеро!

Он выскочил из дома, хлопнув дверью, вывел машину из гаража и с ревом умчался. Ведя автомобиль по Минскому шоссе, он еще раз перебирал в памяти всю последовательность предстоящих сегодня действий. На заднем сиденье лежал его «дипломат» с дискетой и маленькая коробочка с завернутой в вату ампулой. Кажется, он все предусмотрел, больше ему ничего не понадобится. Да, чуть не забыл. Ключи. Ключи от квартиры Шитовой. Они будут нужны ему на тот случай, если ее не окажется дома. Он все продумал, все варианты просчитал. Если она дома – один сценарий, если ее нет – другой, но результат будет один и тот же: Надежда Шитова умрет от цианида, так и не успев понять, что ошиблась при опознании. И в смерти ее обвинят Гену Лысакова, улики будут – ого-го! От таких не отопрешься. Хорошо, что он, убив Галактионова, прихватил с собой его комплект ключей, среди которых были и ключи от квартиры Шитовой. Он тут же отнес их в «Металлоремонт» и сделал дубликаты, буквально за сорок минут ему их изготовили. В тот же день вечером он тихонько открыл дверь той квартиры и положил ключи Галактионова на место – на столик в прихожей, где он их и взял несколько часов назад. Ключи непременно надо было вернуть на тот случай, если бы ему неслыханно повезло и смерть Александра приняли бы за самоубийство. В этом случае отсутствие ключей могло бы помешать удачному развитию событий. Он и ампулу с неиспользованным цианидом не стал уносить с собой, оставил рядом с покойником, предварительно протерев и прижав несколько раз к еще теплым пальцам мертвеца. Отыщется свидетель, который скажет, что Галактионов просил его достать синильную кислоту. Сам просил, сам и отравился. Вот он, яд, на столике, никуда не делся. И вот они, ключи. Картинка могла бы получиться – загляденье. Что-то, видно, не связалось, хотя задумано было хорошо. Интересно, что же он проглядел, забыл, не предусмотрел, почему менты догадались, что Галактионова убили?

Въехав в город, он кратчайшей дорогой направился к улице, на которой жил Геннадий Лысаков. Остановив машину недалеко от подъезда, он несколько минут посидел в машине, собираясь с мыслями, еще и еще раз мысленно проигрывая всю задуманную комбинацию, вспоминая нужные слова и действия. Наконец решительно вышел из машины. Алмаз, которому было обещано «на озеро», почувствовал, что его обманули, привезли не на озеро, а обратно в город. Здесь пахло совсем по-другому, и звуки были совсем другие, не такие, как у лесного озера. Всю дорогу он лежал на заднем сиденье, ему даже не нужно было поднимать голову и смотреть в окно, чтобы понять, что хозяин его обманул. Пес обиженно сопел, уткнувшись мордой в лапы, и даже не сделал попытки выйти из машины вслед за горячо любимым хозяином.

Поднявшись к квартире Лысакова, он решительно надавил кнопку звонка. Дверь открылась почти сразу.

– Здравствуйте, – растерянно произнес Геннадий Иванович.

Вид у него был не самый лучший. Несмотря на чисто выбритые щеки, выглаженные брюки и свежую рубашку (видно, ждал, что в любую минуту его могут вызвать к следователю или прокурору), он выглядел осунувшимся, измученным, раздавленным. Он выглядел в точности так, как должен выглядеть человек, который не понимает, что происходит и в чем его обвиняют, но который уже успел понять, что доказывать свою невиновность бесполезно и остается надеяться только на чудо.

– Здравствуйте, Геннадий Иванович, – он постарался вложить в свои слова как можно больше приветливости и радушия. – Я позвонил на Петровку, мне сказали, что я могу вас навестить, это не запрещено.

– Проходите, пожалуйста, – пробормотал Лысаков. – Мне очень приятно, что вы… Что вы…

Голос его дрогнул, и он запнулся.

– Геннадий Иванович, я уверен, что произошло какое-то чудовищное недоразумение, но я надеюсь, что в самое ближайшее время все встанет на свои места и милиционеры будут перед вами извиняться. А пока давайте вообще не будем касаться этой неприятной темы. Я пришел к вам по делам службы, ну вот как будто вы на больничном или в отпуске, а институтские дела требуют неотложного решения. Договорились?

– Конечно, конечно, – закивал Лысаков с видимым облегчением.

Он провел гостя в большую светлую комнату, обставленную удобной мягкой мебелью. В углу у окна стоял письменный стол с компьютером и принтером.