Александра Маринина - Чужая маска

В городской прокуратуре убийством писателя Леонида Параскевича занимался следователь Константин Михайлович Ольшанский, и это обстоятельство худо-бедно примиряло Настю с необходимостью заниматься делом автора любовных романов. А заниматься этим делом ей не хотелось по одной-единственной причине, и называлась эта причина – Галина Ивановна Параскевич. Случается, конечно, что у двух человек возникает острая взаимная непереносимость, но с этим вполне можно справиться, потому что коль непереносимость взаимная, то оба стараются максимально ограничить контакты, сделать их по возможности редкими и короткими. Здесь же случай был принципиально иной. Галине Ивановне очень нравилась майор милиции Анастасия Каменская. Впрочем, ей вообще нравились все люди, которым она может читать нотации и объяснять, что такое хорошо и что такое плохо, и которые безропотно это воспринимают. Настя в силу природной интеллигентности и хорошего воспитания делала вид, что внимательно слушает Галину Ивановну, а та при полном отсутствии критического взгляда на самое себя принимала все за чистую монету.

– Боже мой, как приятно, что в нашей милиции еще остались люди, которые понимают, как нужно…

«Если бы нынешняя молодежь была похожа на вас, мы не знали бы множества бед и проблем…»

«Вот о такой жене, как вы, мечтала я для своего сына…»

Настя впивалась ногтями в ладонь, закусывала губу и терпела. Терпела, потому что сразу поняла: никто не расскажет о Леониде Параскевиче больше, чем его родная мать. Такие матери, как Галина Ивановна, отравляют жизнь собственным детям и их семьям, но зато они, случись несчастье, становятся поистине незаменимыми для следствия, потому что всю жизнь лезут в дела своих детей, знают лично всех их знакомых, постоянно подслушивают телефонные разговоры, и не просто подслушивают, а еще и комментируют их, нимало не смущаясь бестактностью собственного поведения. Они все про всех знают и обо всем имеют абсолютно непререкаемое мнение. Мнением, конечно, можно пренебречь, зато фактуру такие свидетели дают богатую. Если, конечно, у оперативников и следователей хватает терпения и душевных сил подолгу разговаривать с ними. У Насти Каменской терпения было, как говорится, выше крыши, а вот следователь Ольшанский, по его собственному признанию, быстро сдавал позиции. Поэтому он уже несколько раз просил Настю приехать к нему в горпрокуратуру и присутствовать на допросах Галины Ивановны Параскевич.

Константин Михайлович сидел за своим столом, сгорбившись, и что-то быстро печатал на машинке. Бумаги вокруг него возвышались огромными кучами, которые он разбирал один раз в год перед отпуском. Настя заметила, что на носу следователя красуются новые очки, в которых он выглядел значительно лучше, чем в своих стареньких, в чиненой-перечиненой простенькой оправе. Но костюм был по-прежнему мятым, несмотря на все старания жены Нины выпускать Ольшанского по утрам из дому в приличном виде. В момент пересечения порога собственной квартиры вид ежедневно бывал отменным, а в тот момент, когда Константин Михайлович открывал дверь своего служебного кабинета, от этого отменного вида оставалось лишь смутное воспоминание. Природу такого феномена не мог объяснить никто, поэтому с ним просто смирились.

– Привет, красавица, – весело мотнул головой следователь. – Сейчас придет эта мымра, начнем работать над версией убийства из ревности. Так что готовься, Настасья, сил потребуется много. Учитывая патологическую нелюбовь Галины Ивановны к невестке, нам придется выслушать не только правду, но еще и вранье и комментарии к ним. Кстати, пока не забыл, Нина тебе таблетки какие-то передала, вот, держи.

– Спасибо. – Настя радостно выхватила из его рук две упаковки с реланиумом и валиумом.

У нее вечно не хватало времени бегать по аптекам, а поскольку эти лекарства продавались только по рецептам, то нужно было еще предварительно идти к врачу в поликлинику. Это было уж и вовсе за пределами Настиных возможностей. Вечная нехватка времени, помноженная на фантастическую лень и пренебрежение к собственному здоровью, делала задачу приобретения успокоительных препаратов абсолютно нерешаемой. А лекарства порой бывали очень нужны. Хоть и нечасто, но позарез. Слава богу, палочка-выручалочка нашлась в лице Нины Ольшанской, врача-невропатолога. Нина столько лет прожила замужем за следователем, что Настины проблемы понимала очень хорошо и с готовностью пошла ей навстречу.

Константин Михайлович снова оторвался от машинки и поглядел на часы.

– Я вызвал Параскевич на десять тридцать. У тебя есть пятнадцать минут на то, чтобы выпить кофе в буфете, но, предупреждаю, он там невероятно поганый.

– Поганый не хочу, – улыбнулась Настя. – Я лучше здесь посижу. У вас план допроса есть?

– А ты на что? – резонно возразил следователь. – Вот и составь, пока все равно без дела сидишь.

Она послушно достала блокнот и стала вычерчивать схему разговора с Галиной Ивановной Параскевич. Понятно, что всякие гадости о горячо любимой невестке она будет рассказывать с удовольствием, привирая, преувеличивая и снабжая общую картину пикантными подробностями. И точно так же понятно, что сын в ее рассказе предстанет ангелом небесным. А ведь версия убийства из ревности подразумевает как то, что Леонида убил любовник Светланы, так и то, что его мог убить муж или любовник женщины, с которой модный писатель изменял собственной жене, или даже сама такая женщина. Нужно развязать Галине Ивановне язык и вынудить ее рассказывать о сыне так же подробно, как и о невестке.

В верхней части чистого листа Настя написала: «Как вы думаете, Галина Ивановна, не могло ли убийство вашего сына быть убийством из ревности?»

Обведя фразу прямоугольной рамочкой, она начертила от нее две стрелки вниз. В левой части страницы, там, где заканчивалась стрелка, появилась фраза: «Что вы, что вы, у Лени никогда никого не было». Снова стрелка вниз и приписка: «Жать до последнего: почему она в первую очередь подумала о сыне, а не о невестке? Давал повод? Были основания подозревать? И т.д.».

В правой части страницы, параллельно словам «Что вы, что вы…», Настя написала: «Ну, от Светланы всего можно было ожидать». Начертив еще одну стрелку вниз, она поместила краткий комментарий: «Пусть поливает грязью Светлану, не мешать ей, чем больше гадостей она скажет о ней, тем лучше».

Наконец, от фрагментов, написанных в левой и правой частях листа, Настя прорисовала жирные стрелки в центр нижней части странички и написала: «Спросить, откуда Параскевич так хорошо знает женскую психологию, так здорово разбирается в тонких движениях женской души. Высказать предположение, что его консультировала Светлана. Поскольку Г. И. только что поливала невестку грязью, она ни за что не согласится с тем, что С. была соратницей, помощницей и консультантом. Кто угодно, только не ненавистная невестка. Если у Л. П. были женщины, вот тут-то они непременно выплывут».