Александра Маринина - Я умер вчера

– Кажется, представляю, – задумчиво сказала Татьяна. – И что, у него череп лысый?

– Абсолютно. Как бильярдный шар.

– А кто он по профессии?

– Лутова говорит, что он актер второго плана, но какое-то время назад ушел со сцены. Чем муж занимается сейчас, она не знает.

– Прелестно. По-моему, ты измаялась без сигарет. Закури, не мучайся.

– Не надо, Таня, я потерплю, – смущенно ответила Настя. – При тебе не буду.

– А мы выйдем в лоджию, на улице совсем тепло. Пойдем, Настюшка, пойдем, ты закуришь, а я тебе кое-что интересное расскажу.

Татьяна сделала выразительный жест в сторону кухни, и Настя поняла, что она не хочет, чтобы их разговор слышала Ира. Двери-то между кухней и гостиной не было. А Ирина, пережив пятиминутное огорчение, уже давно вышла из своей комнаты и снова принялась хлопотать у плиты.

Они вышли на большую застекленную лоджию, где стояли три стула и небольшой овальный плетеный столик. Татьяна отдернула жалюзи и распахнула створку окна.

– Можешь спокойно курить, пепельница на подоконнике. Для начала сообщу тебе, что тот самый добрый журналист имеет абсолютно лысый череп. И если быть объективной, то нужно признать, что он чертовски обаятелен. Так и хочется ему верить. Жаль только, имени я его не знаю. Специально не спрашивала, чтобы не углублять знакомство. Хотела побыстрее от него отделаться. Но одну любопытную вещь он мне успел сказать.

– Какую?

– Он мне предлагал совершенно другую жизнь, в которой меня не будут обижать и унижать… И так далее. Знаешь, я сразу как-то не вникла в ситуацию, мне, честно говоря, не до него было. Мысли вокруг другого крутились. А сейчас я сообразила. В первую нашу с ним встречу он мне принес все эти публикации, в которых меня поливали грязью, и предложил ответить на них. А сегодня утром он напирал на то, что в этой другой жизни я не буду чувствовать себя обманутой и покинутой. Понимаешь? Обманутой и покинутой. Какое отношение это имеет к тем публикациям? Никакого. И теперь я понимаю, что он все знал.

– Господи, да что он знал? – в нетерпении спросила Настя, судорожно стряхивая пепел. – Говори толком.

– Он знал, что Ира собирается замуж и скоро нас покинет. Он знал, что у меня и Стасова сейчас трудный период, Лиля нервничает в преддверии появления маленького ребенка, который отнимет у нее отцовскую любовь, и Стасов собирается ехать с ней на юг. Более того, с ними вместе поедет и Маргарита, потому что об этом просит Лиля, а своей любимой дочери Стасов отказать не может. И еще более того, поступила информация о том, что Стасов не проводит все вечера с плачущей Лилей, а ходит по ресторанам в обществе Маргариты, одной из первых красавиц в мире российского кино. Согласись, ситуация для меня не из самых простых. И журналист все это знал. Вопрос: откуда?

– Подожди, Таня, я ничего не понимаю. Насчет Лили – это правда?

– Правда. А чему ты удивляешься? Это совершенно естественная реакция ребенка, двое из каждых трех детей относятся к появлению братьев и сестер именно таким образом. К этому надо быть готовым, особенно когда дети появляются в разных браках.

– А насчет Стасова и Маргариты?

– А вот это вранье. Причем состряпанное достаточно ловко. То есть настолько ловко, что оно прошло бы без сучка и без задоринки, если бы у меня был другой характер. Есть люди, которые годами мучаются подозрениями, терзаются, сходят с ума, но никогда не спрашивают напрямую. Хуже всего, что такие люди готовы верить первому встречному, который доносит до них отрицательную информацию. И не готовы верить тому, кого, собственно, эта информация порочит. К счастью, у меня другой характер. Я вообще никогда ничему не верю, я все выясняю и подпираю доказательственной базой. Наверное, это профессиональная деформация. Поэтому я не стала долго страдать, а просто спросила у Стасова, был ли он в указанном месте в указанное время с указанной спутницей. И мы очень быстро выяснили, что это ложь. Кто-то хочет нас поссорить.

– Кто?

– Не знаю.

– Как это ты не знаешь? А кто тебе сказал об этом?

– Ирочкин жених. И не мне сказал, а ей. Это уж она потом мне передала, вся трясясь от негодования. Но я вполне допускаю, что этот «Бентли-Континенталь» просто исполнитель чужой воли. У него может и не быть собственного интереса. Ему поручили – он сделал.

Настя некоторое время молча курила, глядя через плечо Татьяны в серое темнеющее небо.

– Как все похоже, – тихо сказала она наконец, – как все похоже. Вокруг тебя выстраивают ситуацию, которая делает твою жизнь невыносимой. Все вокруг рушится, все, что еще вчера казалось надежным и незыблемым, сегодня оказывается хрупким и ложным. И в этот тяжелый для тебя момент рядом оказывается обаятельнейший человек с добрыми глазами, ласковой улыбкой и протянутой рукой помощи. А теперь послушай еще одну историю, которую я тебе расскажу. Жил-был тележурналист, талантливый, преуспевающий. Не особенно, правда, чистоплотный, но это отношения к делу не имеет. У него была любимая жена и любимая работа. И вдруг в один прекрасный день все это начало рушиться прямо на глазах…

Борис Витальевич Гмыря окончательно разболелся, и при всей серьезности сложившейся ситуации смотреть на него без смеха было трудно. Нос от постоянного трения платком покраснел и распух, глаза слезились, голос был сиплым и метавшимся между зловещим шепотом и истерическим фальцетом. Он не мог уйти на больничный, ибо в его производстве находилось дело об убийстве депутата Государственной Думы, стоящее на контроле и в МВД, и в Генеральной прокуратуре. То есть по закону, конечно, болеть никому не запрещается, но косые взгляды и недовольство начальства были бы ему гарантированы.

Он снова сидел в кабинете полковника Гордеева, но на этот раз пришел не по собственному почину, а по настоятельному приглашению Виктора Алексеевича.

– Боря, надо собраться, – не терпящим возражений тоном заявил ему Гордеев по телефону. – Мне отлучаться сегодня нельзя, так что ты уж будь любезен, донеси свое больное тело до Петровки. Сделай одолжение бывшему начальнику.

К приходу следователя в кабинете полковника уже находились Каменская, Лесников, Коротков и тот здоровенный зеленоглазый парень, начальник службы безопасности киноконцерна «Сириус», с которым Гмыря познакомился в девяносто пятом году, когда расследовал убийство киноактрисы Алины Вазнис.

– Давай, Настасья, рассказывай нам, – без долгих предисловий скомандовал Гордеев. – Четко, ясно, ничего не упуская. Так, как ты мне сегодня с утра рассказывала.

Настя глубоко вздохнула, собираясь с мыслями, и на всякий случай положила перед собой блокнот с записями. Эти записи она делала всю ночь, сидя в палате свекра, притулившись в уголке, пристроив блокнот на коленях и прислушиваясь к его неровному дыханию. Поспать ей удалось только в электричке по дороге в Москву, и то не поспать, а лишь подремать. Но и это неплохо. Сегодня суббота, рано утром поезда идут в сторону Москвы полупустые, и Настя смогла сесть в уголке, прислониться головой к стенке вагона и чуть-чуть отдохнуть.