Анатолий Безуглов - Мафия

— А что, если бомж?

— Не похоже…

— Есть другие версии? — спросил Чикуров.

— Есть. Несколько. Работаем также по линии розыска. Местного и всесоюзного. Однако под описание пропавших убитый в телефонной будке не подходит.

— Неужели ни одной зацепки? — спросил я.

— Есть, — ответил горпрокурор. — Во-первых, пуля, извлеченная из стенки телефонной будки. Эксперты подтвердили, что именно ею был убит неизвестный. И еще — окурок сигареты. Вернее, два окурка. Но тут много неясностей.

— Насчет окурков слышу впервые, — сказал я.

— Понимаете, рядом с телефоном-автоматом на краю тротуара нашли окурок сигареты. Французская, «Галуаз». Фильтр длинный, сборный. Между прочим, в Южноморске такие сигареты не продавались. Даже в интуристовских торговых точках на валюту.

— Ну, иностранцев у нас бывает много, — заметил я. — А фарцовщиков — не меньше…

— Совершенно верно, — подтвердил Гарбузов. — Этот путь вряд ли что даст.

— А второй окурок? — нетерпеливо спросил московский следователь.

— Его передал за день до своей гибели оперуполномоченному ОБХСС Ларионову Пронин. Сторож платной стоянки у «Воздушного замка». По его словам, окурок бросил один из четверых мужчин, подозреваемых в совершении хулиганского нападения. И опять «Галуаз» с характерным фильтром.

— Значит?.. — оживился Игорь Андреевич.

— Обе сигареты выкурил один и тот же человек, — понял его мысль прокурор города. — Это подтвердило исследование слюны на окурках.

— Не убитый ли в телефонной будке? — спросил Чикуров.

— Нет, не он, — отрицательно покачал головой Гарбузов. — Перед захоронением трупа брали на анализ слюну. Не совпала…

— Телефонная будка далеко от «Воздушного замка»? — продолжал расспрашивать следователь.

— Километра полтора. Вы хотите сказать, связываем ли мы убийство неизвестного с той четверкой?

— Да, — кивнул Игорь Андреевич.

— Связь напрашивается, — ответил прокурор города. — Тем более что по времени совпадает. Но ведь окурок у будки мог оказаться случайно — проезжая, выбросили из машины. Хочешь не хочешь, а тем молодчикам пришлось следовать мимо телефона-автомата, другой дороги нет.

— А как насчет мотивов убийства?

— Ограбление исключается, — сказал Гарбузов. — В кармане убитого было около девятисот рублей, на руке дорогие швейцарские часы. Однако не позарились.

Он замолчал, ожидая еще вопросов, но Чикуров о чем-то глубоко задумался.

— Вижу, что вы заинтересовались убийством неспроста, — заметил прокурор города.

— Разумеется, — оторвался от своих размышлений следователь. — Сдается, и в вашем городе тоже «лев прыгнул»…

— Какой лев? — не понял Гарбузов.

— В «Литературке» была статья, — напомнил Чикуров. — О скором всплеске организованной преступности в стране. Сращение уголовного мира с правоохранительными органами, партийными и правительственными функционерами, разбой, рэкет и прочие «радости». Многие сомневались. Увы, сбывается…

— Недаром говорят, — усмехнулся прокурор города, — пока гром не грянет, мужик не перекрестится.

— Грянул, и давно, — недовольно произнес Чикуров. — А креститься пока и не думаем. Я все больше склоняюсь к мысли, что мы имеем дело со «львом». Следы его когтей на Пронине, на том неизвестном в телефонной будке, на Агееве с Сусловым. Карапетян вовремя опомнился, а то бы и его…

— Нужны факты, Игорь Андреевич, — сказал я.

— Будут, Захар Петрович, — твердо произнес следователь. — У меня к вам просьба, — обратился он к Гарбузову: — Если хоть что-нибудь появится новенького, дайте знать. Хорошо?

— Непременно, — пообещал прокурор города. — Я держу дело под постоянным контролем.

С сыном у Шмелева отношения не сложились. Когда Павлику было три года, его мать ушла от Николая Павловича. В самое тяжелое для Шмелева время. Вскоре у мальчика появился новый отец, отчим. Встретились, они лишь спустя двадцать лет. И выяснилось, что никаких чувств друг к другу не питают. Но зато в Светланке, внучке, Николай Павлович души не чаял. Та отвечала деду взаимностью. Приезжая в Москву, что случалось нечасто, Шмелев останавливался не у сына, а у приятеля и все свободное время отдавал Светлане. Водил ее в кино, зоопарк, на ВДНХ, в кукольный театр Образцова. Павел не препятствовал их все крепнущей с годами дружбе. Наверное, потому, что был вечно озабочен, как утолить ненасытный аппетит жены, любившей наряды и курорты. При скромной зарплате кандидата наук это давалось очень нелегко. Приходилось изрядно крутиться.

В этот раз Павел сам встретил отца в аэропорту, чего раньше никогда не случалось, повез домой. Вероятно, для того, чтобы создать благоприятное впечатление у жениха Светланы о якобы сердечных взаимоотношениях в семье.

Те дни, что оставались до свадьбы, Николай Павлович был предоставлен самому себе, и это его вполне устраивало. Зато на торжестве к Шмелеву проявляли особое внимание: как-никак патриарх со стороны невесты (мать Павла умерла несколько лет назад).

Свадьбу играли в «Праге». Жениха звали Аскольд. Он был на двенадцать лет старше невесты, что, впрочем, Шмелеву нравилось. Не какой-нибудь неоперившийся юнец, а вполне сложившийся мужчина. На таких можно смело опереться.

Публика, собравшаяся за столом, была весьма почтенная. Николай Павлович поначалу даже как-то стушевался, стесняясь своей незначительности и провинциальности. Но по мере того как гуляние разгоралось, гости вели себя более раскованно. Шмелев и раньше замечал, что в столице нравы свободнее, чем у них в Южноморске.

Аскольд был влюблен в молодую жену по уши. Непрестанно вытаскивал с почетного места танцевать, не сводя с нее восторженных глаз.

— Ты у меня самая-самая, — шептал он Светлане на ухо.

— Ну, какая самая-самая? — кокетничала та.

— Как драгоценный камень!

— Такой? — продемонстрировала невеста кольцо с крупным рубином, сверкающим багряно-красным цветом.

— В тысячу раз дороже и краше, — прочувствованно сказал Аскольд и поинтересовался: — Постой, откуда оно у тебя? В загсе еще не было…

— Здрасьте! Даже не помнишь, кто и что нам дарил…

Тут их позвали к столу. Тамада торжественно провозгласил, что очередной тост предоставляется старейшине семьи невесты.

Николай Павлович растерялся, неуклюже поднялся со своего места, и, попросив прощения за то, что не умеет красиво говорить, скромно произнес:

— Предлагаю выпить за брак без брака!

Тост приняли на «ура». Вероятно, за краткость.

Все выпили, закусили. Многие гости снова пошли танцевать. К Шмелеву подсел солидный мужчина с лауреатским значком.

— Разрешите познакомиться, — сказал он. — Я — дядя Аскольд а…

— Очень рад, — слегка наклонил голову Николай Павлович.