Эд Макбейн - Смотри, как они умирают

Черт с ним!

Он вышел из кафе, и первыми, кого он увидел, оказались Фредерик Блок и две проститутки.

Марджи подмигнула ему.

Джефф поправил шапочку и направился прямо к этому колоритному трио.

— Ой-ой-ой, — сказал он.

— Нужна компания, моряк? — спросила Марджи.

Он заколебался, обшаривая взглядом улицу. Не пришла. И он решился:

— Да, черт побери, мне нужна компания! — схватил Марджи за локоть, и через несколько секунд вся четверка скрылась за углом.

На улице появились парни, одетые в золотистые рубашки.

Несколько мгновений они постояли упершись руками в бедра. Оба в солнечных очках, черные волосы уложены в высокие прически. Тот, что покрупнее — ростом чуть больше шести футов и старше, ему было около двадцати лет, — носил на правом запястье серебряный браслет. Его звали Томми. Другого — помладше и довольно миниатюрного по современным меркам — звали Ли Первый Убийца. Настоящее его имя было Фил. Он никогда никого не убивал, однако, судя по имени, он был парнем, способным прирезать кого угодно за стакан содовой. Высокий, Томми, кивнул Филу, и они направились прямиком к ящику, на котором стояли, вытягивая шеи, Папа и две девушки.

— Эй, малыш, — позвал Томми.

Папа обернулся:

— Это ты мне?

— Слезай с ящика, — спокойно скомандовал Томми.

— А? — не понял Папа. — Это почему?

— Ты слышал, — вступил в беседу Фил. — Убирайся. Мы хотим посмотреть.

Папа взглянул на Сиксто, стоящего неподалеку.

— Сиксто, иди позови… — начал было он, но Фил сильно толкнул его, не дав ему договорить.

— Спокойней, сынок, — сказал он.

— Не делай ему больно, дружок Убийца, — хихикнул Томми. — Просто выруби его.

— Послушайте, зачем вы нарываетесь на неприятности? — подала голос Елена, глядя туда, где возле тележки с мороженым стоял Зип.

— Кто нарывается на неприятности? — елейным голосом спросил Томми. — Ли Первый Убийца и я, мы просто вежливо попросили твоего дружка слезть с ящика, вот и все. Какие же тут могут быть неприятности?

— Вовсе никаких неприятностей, — подтвердил Фил.

Лейтенант Бирнс махнул рукой, подавая сигнал, и осаждавшие открыли огонь. Это была прицельная, методичная стрельба, направленная на то, чтобы не дать Миранде возможности подойти к окнам. В то же самое время послышался звон разбитого стекла. Миранда на миг появился у окна, выглянул на улицу, увидел то, что и ожидал увидеть, и снова скрылся в глубине квартиры.

Полицейские 87-го участка бежали к двери слева от входа в «Ла Галлину».

Миранда их заметил. Лейтенант Бирнс на бегу продолжал стрелять по окнам. За ним бежали Стив Карелла и Энди Паркер и еще с полдюжины вооруженных полицейских. Фрэнки Эрнандес держался позади всех. Один за другим нападавшие влетели в здание. Эрнандес следовал за ними, но в последний момент, поднажав, пробежал мимо двери и скрылся за углом.

Капитан Фрик, командовавший полицейскими 87-го участка, приложил ко рту мегафон и закричал:

— Мы входим, Миранда! Мы снимаем с петель переднюю дверь!

Из квартиры в ответ не раздалось ни звука.

— Мы идем, Миранда! Мы поднимаемся по лестнице! — орал Фрик, надеясь, что Миранда проглотит приманку.

В коридоре притаились Бирнс, Карелла и Паркер. Они слышали стрельбу, выкрики полицейских, визг и вопли толпы, звон разбитых стекол и звуки расщепляющегося дерева, свист и щелчки отскакивающих рикошетом пуль.

Снаружи Эрнандес, пригнувшись, бежал мимо окон «Ла Галлины».

Толпа внезапно притихла.

Теперь были слышны только выстрелы.

Чайна быстро зашла за угол.

Из глаз ее неудержимо лились слезы, блузка выбилась из-под юбки, ей казалось, она все еще ощущает на теле цепкие пальцы Куча, что они оставили на ней нестираемые отпечатки. Было двадцать минут первого, она отчаянно надеялась, что Джефф все еще ждет ее, она хотела верить, что он поймет… поймет что? А слезы все текли и текли по ее лицу. Она забежала в кафе.

Его там не было.

Она оглядела пустые табуреты, повернулась к Луису и спросила:

— Луис, тут был моряк…

Луис развел руками:

— Он ушел.

— Я… я не могла выйти, а потом… толпа на улице…

— Он ушел, — повторил Луис.

Она быстро развернулась и выбежала на улицу. Она слышала пистолетные выстрелы — звуки грозы в солнечный день.

— Чайна, эй, Чайна!

А ей хотелось, чтобы хлынул настоящий дождь, чтобы небеса разверзлись и…

— Чайна, эй, ты что, не слышишь меня?

Чтобы дождем залило улицы, чтобы смыло все…

— Эй! Чайна!

Она внезапно подняла глаза.

— Что? А… а, привет.

У тележки с мороженым, улыбаясь, стоял Зип.

— Эй, как дела, Чайна?

— Хорошо, — ответила она. — Все хорошо, спасибо.

— Хочешь мороженого?

— Нет. Нет, спасибо, Зип.

Он внимательно оглядел ее:

— Что случилось?

— Ничего.

— Похоже, ты плакала. Тебя кто-то обидел?

Она замотала головой:

— Нет. Нет.

— Если кто обидит, только дай мне знать, — сказал он. — Я разберусь с любым, как собираюсь разобраться с Альфи.

— Оставь Альфи в покое! — резко бросила она, глаза ее вдруг сверкнули.

— А?

— Почему ты собираешься причинить ему вред? Ты не имеешь права!

— Эй, я не боюсь его! — сказал Зип.

— Никто и не говорит, что ты боишься.

— Он просто получит то, что заслужил, вот и все.

— Ты же знаешь, он ничего не сделал, Зип. Ты это прекрасно знаешь.

— Он много чего сделал! Я попорчу его большие глаза! Я…

Она вдруг снова безутешно зарыдала.

— Зачем ты так говоришь?! — кричала она. — Зачем? Это так жестоко! Это не ты! Разве ты не можешь быть самим собой?!

Пораженный взрывом ее чувств, он молча таращился на нее.

— Что ты пытаешься доказать? — продолжала она, а слезы все струились по ее лицу. — Что ты задумал? Хочешь сделать все хуже, чем есть? Что с тобой такое? Какого черта ты взбеленился?

Он, смущенный, неловко переминался с ноги на ногу. Потом протянул руку, чтобы коснуться девушки, не зная, что слезы копились с того самого момента, когда на нее напал Куч, они копились внутри нее, потому что моряка в кафе не оказалось, копились назло отчаянной надежде на то, что он все-таки дождется ее, и в конце концов их стало так много, что они прорвались наружу. Зип не знал всего этого, он видел только, что она плачет. И перед лицом этой женской беззащитности, перед лицом такой муки, о какой он даже не подозревал, он растерялся, он хотел дотронуться до нее, но тут же отдернул руку, не осмелившись войти с ней в контакт, который в тот момент казался слишком интимным, слишком откровенным.

— Эй… эй, послушай, — растерянно бормотал он, — не плачь. Из-за чего ты так убиваешься?

— Обещай мне не трогать Альфи, — попросила она. — Обещай.

— Послушай… эй, ты не должна плакать.

— Обещай.

— Чайна… все знают, что я сказал, и я не намерен отступать. Как я говорил им… — Он замялся. — Я сказал им, что ты моя девушка.