Игорь Алимов - Арторикс

– Может и нет, дорогая. Кто знает. – Я встал и потянулся. – И в том, что хозяева Арторикса так тщательно пытаются изгнать Жака из его владений тоже кроется некий смысл. Леклер им мешает. Чем?

– Да, чем? – спросила Лиззи, протягивая руку к стакану.

– Ну, например, тем, что он конкурирует с ними своим вином, табаком и прочим имбирем… Ага, смейся-смейся… Или тем, что торчит тут и собирается торчать дальше. Или тем, что они еще не успели нашпиговать его избушку микрофонами. Что скажешь?

Лиззи пожала плечами.

– Ну… В наше время совершенно не обязательно подсаживать «жучков» в дом, чтобы регулярно быть в курсе происходящего. Можно укрыться во-о-он у тех пальм и оттуда безо всяких помех направленным микрофончиком прослушивать, что в доме происходит. Или, там, шлепнуть Леклеру микрофоны куда только душе угодно из пневматической винтовочки. Просто и со вкусом. Нет, это все ерунда… Ладно. Мне нужна телефонная линия. Как ты понимаешь, сотовый в таких условиях отпадает. Может, пойдем осмотрим дом?

– Позже. – Лиззи была права: мобильник отслеживается довольно просто, а вот по обычным проводам может ведь кто угодно ломиться. И откуда угодно, коли мозгов в голове достаточно да опыт есть. Пойди – проследи.

Тут Лиззи, обладавшая не только острым слухом, но и острым обонянием (и вообще у нее почти все острое или заостренное, и я в этом постоянно убеждаюсь), сказала зловеще:

– Я чую дым костра.

– Вполне объяснимо, – кивнул я. – Господин Леклер насадил-таки на вертел розового поросеночка и теперь жарит его. Удачный исход и для дня и для поросенка.

Из-за дома тем временем стал подниматься сизый поросячий дымок.

– Эй! – раздалось оттуда. – Господа! Сэм! Лиззи! Возьмите стол, посуду и идите сюда! Я тут.

– Перебазируемся! – Придав катушке горизонтальное положение, я подхватил ящик с оставшимися после дегустации бутылками и пинками покатил «стол» перед собой. Лиззи следовала за мной со стаканами и остатками лимона в руках.

За домом нам открылась широкая площадка, посреди которой располагался прекрасно оборудованный, обложенный камнями полевой очаг. Над огнем на вертеле действительно поджаривался целый поросенок. Изрядный такой поросенок. Крупный. Я бы даже определил его как очень крупного. С поросенка в огонь капал жир. Господин Леклер был тут же: следил за процессом и своевременно поворачивал животное на другой бочок.

– Давайте сюда! – подбодрил он нас взмахом руки. Я уронил катушку от кабеля недалеко от огня, и Лиззи выставила на нее стаканы.

– Там к нам кто-то прилетал? – между делом поинтересовался Леклер. – Не злые?

– Нет, исключительно добрые. И они уже улетели, – ответил я. – Это нам почту привезли. Газеты и все такое.

– Ну-ну. Я так и решил, что это не супостаты. – И Леклер стал тыкать поросенка ножом.

– Слушайте, Жан-Жак, – спросил его я, – если вы с Кисленненом братья, то почему у вас фамилии разные? А?

– Так получилось, – ответил Леклер, сосредоточенно поворачивая вертел. – Это очень печальная история… Дело в том, что у нас были разные папы. Так бывает, если задуматься.

…Потом мы еще долго наслаждались замечательным по вкусу поросенком и запивали его не менее замечательным вином (потому что эрготоу поросят, видите ли, не запивают) – к великому удовольствию хозяина. Ближе к вечеру появился особый кофе (так сказать, колониальный товар), а к кофе были поданы всякие-разные сигары и ликерчики. Так что мы отлично провели время.

– Так, говоришь, у Жака все в порядке? – уже в сотый раз переспрашивал Леклер, тряся стаканом.

– Все в полном порядке у Жака! – отвечал я в сотый раз.

– Вот это прекрасно! Вот это отлично! Так приятно, когда у моего дорогого братца все в полном порядке! – умильно говорил Леклер и стирал скупую слезу радости, в сотый раз скользившую по его щеке.

Кажется, излишне будет объяснять, почему ночевать в гостиницу «Блимбур» мы с Лиззи в тот вечер не вернулись. То есть, я, конечно, мог это сделать – что мне какие-то четыре километра по песку с бессознательным телом на руках? Пустяки! Но Леклер упорно не хотел нас отпускать, к тому же у него оказалось так много вкусных напитков, которых мы еще не успели попробовать, что уйти было бы просто кощунством, и мы до трех часов ночи играли в покер при свете костра, периодически при этом прикладываясь к стаканам. Играть в покер вдвоем – довольно идиотское занятие, но когда смешиваешь эрготоу с вином, внимание как-то невольно рассеивается, возникает что-то вроде раздвоения личности, и кажется, что людей присутствует в два раза больше.

Поросенок был съеден подчистую, а расслабившийся Леклер проиграл мне тридцать два ящика сигар с собственных плантаций – тех самых, длинных, тонких, черных, – причем и слушать не хотел о том, что мы, якобы, играли просто так. «А я не жа-а-лаю! – завывал он в ночи, распугивая цикад. – Дажжа слышать не жа-а-а-лаю!» Пришлось согласиться с выигрышем при условии, что я возьму свои сигары тогда, когда они мне понадобятся.

В полном восторге от моей уступчивости Леклер хотел было идти за вторым поросенком, но я взмолился о пощаде, ссылаясь на то, что давно уже ночь, и сей достойный джентльмен смилостивился и даже не повел меня в подвал – смотреть на то, как там правильно хранятся вина, а ведь собирался, собирался… «Эх, молодежь!.. Вот мы в ваши годы!» – лишь вздохнул он, горящим поленом указуя мне дорогу в дом. Туда я с Лиззи на руках и направился. Лиззи отключилась уже давно.

(Впрочем, Леклер насчет молодежи не совсем прав. В наших весьма перспективных рядах есть такие золотые люди, как Люлю Шоколадка, обладающие поистине потрясающей способностью к выпивке и страстью к развлечениям, какими бы замысловатыми они постороннему глазу не казались и к какому результату бы не приводили. Это, конечно, не единственное достоинство Люлю. У Люлю полно достоинств. Вообще-то, по-настоящему его зовут Людвиг Шаттон, а еще более настоящее его имя – Като Тамура, и, если как следует разобраться, то Люлю – не кто иной, как младший брат князя Тайдзо Тамура. На брата Люлю похож мало: рожа у него раскосая и широкая, бреется он редко и не любит светских приемов, хотя при необходимости лихо шаркает ножкой и даже носит фрак. Ну как же: ведь Люлю в свое время учился в Сорбонне по части общей истории искусства и его работа «Гоген против Дали» пользовалась даже определенным успехом у особо тонких ценителей. Правда, потом Люлю успел послужить в Иностранном легионе, поучаствовать во всяких там войнах и прочих локальных конфликтах, понахватался дополнительных знаний, сильно расширил кругозор, познакомился с массой интересных людей и многих из них застрелил лично, а по части сквернословия достиг ужасающих старшего брата успехов. Люлю страшно любит проводить время с толком и обожает кулачную расправу над значительно превосходящим противником. Наконец, этот замечательный человек коллекционирует ножи. Его коллекция, кстати, имеет научную ценность, что не мешает Люлю таскать большую и лучшую ее часть в специальных карманах любимого зеленого (верблюжьего!) пиджака и без зазрения совести пользоваться экспонатами по прямому назначению, то есть швырять ножи в предметы и лица. Еще Люлю знаменит своими ботинками марки «колорадо» (продукция фирмы «Шелд»). Трудно не быть знаменитым при наличии такой обуви. (Это не реклама!) Благодаря внесенным в ботинки конструктивным изменениям, противоударным демпферам, противодеформационным накладкам, усиливающим супинаторам, грунтовым зацепам, боевым выступам и многочисленным подковкам (исключительно для услаждения слуха), Люлю при прогулочном передвижении издает лязг легонького танка, что не мешает ему при необходимости бесшумной мышкой заходить в тыл врагу. Ну а перед ударом этого ботинка не может устоять ни один рахиминист, не говоря уже о дверях. Но это все так, к слову, раз уж мы заговорили о молодежи.)