Эд Макбейн - Дети джунглей (сборник)

— Да, сынок.

— Мы просто хотим задать тебе несколько вопросов, — сказал Эд.

— Входите.

Мы вошли в комнату. В ней стояло две кровати, по одной с каждой стороны от большого окна. Шкаф только один, и я подумал, что мальчики делили его между собой. Игрушки были аккуратно сложены в картонную коробку в углу. Стены украшали школьные награды и несколько вымпелов колледжа, а с потолка свисала модель самолета.

Миссис Оуэнс хотела было войти в комнату, но Эд вежливо попросил:

— Не могли бы мы переговорить с ним наедине? Она прижала руку ко рту и невнятно сказала:

— О да. Да, конечно.

Джеффри подошел к своей кровати и уселся на нее, подобрав под себя одну ногу. Он уставился в окно, словно игнорируя нас.

— Не хочешь рассказать, как это случилось, сынок?

— Это был несчастный случай, — сказал он. — Я не хотел, честно.

— Мы знаем, — сказал Эд. — Мы просто хотим выяснить, как это произошло.

— Ну, мы были наверху, играли в железную дорогу, а потом нам надоело. Мы начали баловаться, и тогда я нашел «люгер» Перри. Перри — это мой другой брат, убитый на войне. Я нашел «люгер» Перри, и мы начали с ним баловаться.

— Ты в первый раз увидел оружие, сынок?

— Нет-нет! — Он повернулся к нам лицом. — Перри давно прислал его домой. Еще до того, как его убили.

— Понятно. Продолжай, сынок.

— Ну, потом мы нашли патроны в коробке. Я…

— Значит, ты не знал, где они?

— Нет. — Джеффри снова посмотрел на меня. — Нет, мы нашли их только сегодня.

— А ты знал, где был револьвер?

— Ну… да.

— А ты сказал, что ты его нашел. Разве ты оговорился, сынок?

— Ну, я знал, что он где-то на чердаке, потому что мама его туда положила. Но где точно, я не знал, пока не нашел его сегодня.

— Ага, понятно. Продолжай, пожалуйста. Эд бросил на меня удивленный взгляд, но потом сосредоточил свое внимание на мальчике.

— Мы нашли патроны, я взял один из обоймы, просто поиграть. Я засунул его в револьвер, но тут он выстрелил и… и… Ронни… Ронни…

Малыш отвернулся, а потом упал лицом в подушку.

— Я не хотел! Я не хотел этого, честно! Честно! Револьвер сам выстрелил. Я не знал, что он выстрелит. Если бы я только знал! Я любил своего брата. Я любил его. Теперь мы с мамой остались одни, только вдвоем. Я не хотел, чтобы это случилось! Не хотел! Не хотел!

— Конечно, сынок, — сказал я, подошел к кровати и сел рядом с мальчиком. — Ты сильно любил своего братишку. У меня и у самого есть брат.

Эд снова бросил на меня удивленный взгляд, но я в это время похлопывал мальчика по плечу.

— Да, — всхлипнул Джеффри. — Я его любил. И Перри я тоже любил, но его убили. А теперь, а теперь… это! Теперь мы с мамой остались одни. Все нас оставили. Отец, и Перри, и… и… Ронни. Мы теперь совсем одни. — Он принялся реветь снова. — Это я во всем виноват. Если бы мне не захотелось поиграть с этим старым револьвером…

— Ты не виноват, — сказал я. — Произошел несчастный случай. Такое случается. Никто не сможет тебя обвинить в этом.

Он постепенно прекратил лить слезы и, в конце концов, снова уселся на кровати.

— Вы же понимаете, что я не виноват, верно? — печально спросил он.

— Да, — ответил я, — мы понимаем.

Он попробовал улыбнуться, но безуспешно.

— Это был несчастный случай, — повторил он.

— Конечно, — подтвердил я, поднялся с кровати и сказал:

— Пошли, Эд. Тут нам больше нечего делать.

У двери я оглянулся и еще раз посмотрел на Джеффри. Казалось, он почувствовал огромное облегчение и улыбнулся, когда я подмигнул ему. Когда мы выходили, улыбка все еще была на его лице.

В «меркурии» было холодно, несмотря на то, что печка работала вовсю. Мы долго ехали в молчании, но Эд, в конце концов, не выдержал:

— Ладно, выкладывай, зачем ты так?

— Что зачем?

— Во-первых, вся эта чепуха о брате. Ты же прекрасно знаешь, черт тебя подери, что ты — единственный, никчемный, испорченный ребенок!

— Конечно, — сказал я. — Просто я хотел услышать из его уст, как сильно он любил своих братьев.

— А во-вторых, какого дьявола ты подвергал малыша перекрестному допросу? Господи помилуй, ему и без тебя досталось!

— Просто мне любопытно было выяснить кое-что, — ответил я. — Только и всего.

— Что еще?

— Во-первых, альбом с вырезками о его старшем брате. Все эти его фотографии и рассказы о его смерти. Почти как собрание критических статей о пьесе или о книге.

— О чем это ты, черт побери?

— Ни о чем! Но эта статья о том, как маленький мальчик случайно убил свою сестренку… Как ты думаешь, почему ребенок хранил такую вырезку?

— Черт, — буркнул Эд. — Ты же знаешь, какие дети. Возможно, она ему просто приглянулась, только и всего.

— Возможно. Может быть, обоймы от «люгера» ему тоже приглянулись.

— Что ты имеешь в виду?

— Мальчишка сказал, что нашел обоймы в первый раз сегодня. Сказал, что вынул патрон из одной обоймы и затолкал его в револьвер. Скажи мне, как ему удалось взять из покрытой пылью коробки патрон, не оставив следов?

— Ну, он…

— Он его не брал — вот ответ. Он взял патрон из обоймы уже давно, Эд. Достаточно давно, чтобы и коробка, и обоймы успели покрыться новым слоем пыли. Это был не минутный порыв. Нет, сэр, вовсе нет.

— Эй, — до Эда вдруг дошло, — к чему, черт тебя подери, ты клонишь? Хочешь сказать, малыш сделал это намеренно? Думаешь, что он и в самом деле совершил убийство собственного брата? Убил его намеренно?

— Они теперь с мамой остались одни, Эд. Только вдвоем. Отца больше нет, нет старшего брата, а теперь нет и младшего братишки. — Я покачал головой и уставился на пар от своего дыхания, туманивший ветровое стекло. — Но попробуй только передать это дело судье, — добавил я. — Попробуй отнести эти домыслы судье, и посмотрим, как быстро он вышвырнет тебя из здания суда.

Больше я ничего не сказал. Пока мы ехали в участок, было чертовски холодно. Просто чертовски холодно.

Парень, сидящий напротив, был врагом.

Парня, сидящего напротив, звали Тиго, и на нем был зеленый шелковый пиджак с оранжевой полосой на рукавах. Этот пиджак говорил Дейву, что Тиго враг. Пиджак же просто кричал: “Враг!Враг!"

– Хорошая штука, – сказал Тиго, указывая на револьвер на столе. – Она стоит почти сорок пять баксов, если покупать в магазине.

Револьвер, лежащий на столе, был “смит-и-вессон” 38-го калибра, полицейский “спешиал”.

Он лежал прямо посредине стола, его укороченный двухдюймовый ствол вносил резкий диссонанс в грацию несущего смерть оружия. Рукоятка револьвера была из орехового дерева, а начищенный ствол отливал синевой. Рядом с револьвером лежало три патрона 38-го калибра.

Дейв бросил на револьвер равнодушный взгляд. Он нервничал и был полон дурных предчувствий, но старался сохранять спокойное выражение лица. Он не мог показывать Тиго свои чувства. Тиго был врагом, и поэтому Дейв нацепил на лицо маску, специально предназначенную для врагов, поднял одну бровь и сказал: