Мартин Соларес - Черные минуты

Ранхель, конечно, знал о приступах сильной одышки, которые порой случались у Риверы. Не далее чем восемь дней назад, когда они преследовали подозреваемого, им пришлось прервать погоню и срочно ехать к доктору Ридуаре. Свою болезнь Ривера называл «тихий убийца», которого не запрешь в тюрьму.

— Тогда и мне придется уходить, — сказал Ранхель. — Что я буду делать без вас?

— Ловить преступников, Винсенте! Сколько раз я тебе повторял, что ты прирожденный детектив? Я даже отдам тебе свой пистолет — чтобы ты не сомневался в своем предназначении.

— Нет, пожалуйста, не говорите так. Мы еще долго будем работать вместе.

— Что ж, время покажет.

— Помнится, первыми, кого арестовал ваш дядя, Винсенте, были Каин и Авель, — пошутил Торсван.

— Слушай, если у тебя такая хорошая память, почему ты бросил писать? — спросил Ривера.

— Нет, я не бросил. Сейчас, например, я пишу книгу для детей, о дровосеке, который заблудился в джунглях. Это притча про Бога, дьявола и смерть.

— Одним словом, сказка, причем старая. Кто только ее не рассказывал! Почему бы тебе не написать что-то серьезное, реалистичное, более достойное твоего таланта?

— Серьезное, говоришь? Винсенте, хотите услышать подлинную историю о полицейском, который отпустил человека без документов? Дело было давно, в тридцатых годах.

Ранхель кивнул, хотя и не понимал, о чем речь.

— Так вот, ваш дядя знал, кто этот человек без документов, Б. Травен, но не арестовал его, хотя многие газеты и журналы готовы были заплатить большие деньги тому, кто его рассекретит. Впоследствии доктор Куроз Куарон объявил себя лучшим детективом на свете, потому что он якобы раскрыл тайну Травена. Нет, доктор Куарон, ее раскрыл дон Мигель Ривера из Паракуана более тридцати лет назад.

— Более сорока, — поправил Ривера.

— Кто рассказывает: я или ты?

— Ты, конечно. Извините, ребята, но мне нужно прилечь. Винсенте, твой гамак меня выдержит?

— Конечно, дядя, ложитесь, пожалуйста.

— Прости, приятель, — сказал Ривера, кладя руку на плечо Торсвану, — этот коп выходит из обращения, — и завалился в гамак, а Торсван рассмеялся, бормоча что-то по-немецки.

— А можно полюбопытствовать, откуда вы родом? — спросил Ранхель. — Вы, наверное, немец?

— Что? Вы разве не понимаете моего испанского? У меня сильный акцент?

— Нет, вы отлично говорите по-испански.

— Тогда считайте меня мексиканцем.

Но, видя удивление Ранхеля, Торсван поведал ему свою историю:

— Я прибыл в Тампико в 1929 году, в трюме грузового судна «Алабама», без денег и документов. А прежде меня вышвыривали из всех стран, куда бы я ни сунулся, — Франции, Бельгии, Голландии, Испании. Я долго скрывался в Альпах, не зная, куда податься, ведь везде меня ждали большие тюремные сроки. Во Франции, кстати, было лучше всего — в тамошних тюрьмах недурно кормили, не били и давали одеяло.

В Мексику я попал из Португалии. Сначала я жил между Тампико и Паракуаном, а затем между Акапулько и Чьяпасом. С вашим дядей познакомился в двадцать девятом, как уже говорил, я был иммигрант без документов, но он не арестовал меня и не стал добиваться депортации. Вам интересно знать почему? Эту часть истории моей жизни я рассказывал только дважды, и оба раза в присутствии лейтенанта Риверы. Круг замыкается, не так ли?

Но прежде всего давайте мысленно перенесемся в Германию 1928 года. Представьте себе время накануне Великой депрессии. Молодой драматург, симпатичный, талантливый, знаменитый, и его лучший друг-актер. Вы слышали когда-нибудь о Петере Лорре? Нет? Впрочем, это не важно. Итак, они второй сезон купаются в лучах славы, у драматурга нет отбоя от предложений продюсеров, он пишет пьесу для своей подруги — эффектной популярной актрисы, на которой собирается жениться.

И вот после одного из представлений ему сообщают, что его хочет видеть очередной продюсер. Все переговоры ведет его агент, и драматург принимает это за розыгрыш, поскольку у него скоро день рождения. Тем более что, придя в артистическую своей подруги, где должна происходить встреча, драматург видит не шикарно одетого миллионера, а троих оборванцев в рабочей одежде, будто они явились в театр прямиком из цеха или шахты. «Герр Руж, герр Жон и герр Нуар», — представляются «продюсеры».

Услыхав эти имена, наш герой, конечно, догадывается, что они вымышленные, и весело смеется. Но они, кажется, явились не для шуток. «Нам очень понравилась пьеса, — говорит герр Руж, — и мы хотели бы знать, разделяете ли вы убеждения главного героя». А главный герой в пьесе — молодой адвокат-идеалист, защищающий бедных. Драматург отвечает, что автор всегда в той или иной степени разделяет убеждения своего героя и он в данном случае не исключение. «Значит, мы в вас не ошиблись, — говорят они, — у нас к вам предложение. Напишите для нас пьесу». — «Какого рода пьесу вы хотите мне заказать?» — спрашивает драматург, сомневаясь в серьезности их намерений, поскольку денег у них явно нет.

И тут один достает из кармана какой-то листок, разворачивает его, и драматург видит там красный серп и молот. Он понимает, что это коммунисты, члены оппозиционной партии, которые выступают за права рабочих, за профсоюзы. «Мы хотим, чтобы вы написали такую пьесу, которая поможет нам изменить жизнь». «Изменить жизнь? Но это не по моей части. У меня другие цели. Я писатель, а не общественный деятель. Для работы мне нужен комфорт, мне нужны условия!» — говорит драматург, думая, что это их отпугнет.

Как бы не так! В ответ на его слова они суют ему конверт с деньгами. Драматург открывает, пересчитывает купюры и говорит: «Вы шутите? Здесь слишком мало. Извините, но так не пойдет. Столько я трачу за один выходной день!» — «Вы тратите столько за один день, а наши товарищи работали сверхурочно целый месяц, чтобы собрать эту сумму. Тридцать человек вкалывали, не жалея сил!»

Драматург колеблется. Две следующие пьесы у него уже выкупили, и времени для других заказов у него нет, но они настаивают. Более того, они приглашают его посетить их тайное собрание. Когда? Прямо сейчас. Ему становится любопытно. В конце концов, чем не шанс найти новый сюжет, который он ищет повсюду? И он оставляет конверт на гримерном столике своей подруги, среди фотографий и бутылочек с гримом, и уходит.

На собрании драматургу начинает открываться мир, о существовании которого он раньше не подозревал. Тяжкий труд, несправедливость, эксплуатация, невообразимые в цивилизованной стране, поражают его. Он бросает все дела и садится за работу. Затем он вкладывает собственные средства в постановку, сам проводит репетиции.

За неделю до премьеры он с актерами присутствует на собрании, куда врываются полиция и штурмовики и начинают стрельбу. Драматургу везет — его щадят пули. Он притворяется мертвым, и его бросают в грузовик на кучу трупов, а перед отправлением он незаметно выпрыгивает из кузова и скрывается.