Иэн Рэнкин - Водопад

— Я совсем не знала бедняжку, — сочувственно сказала миссис Жардин. — Быть может, если бы я выходила почаще, я бы ее увидела.

Филлида Хейс посмотрела в окно.

— Тем не менее вы содержите ваш садик в хорошем состоянии, — заметила она. Впрочем, сказать «в хорошем состоянии» значило ничего не сказать. Длинные полоски газонов и клумбы по обе стороны извилистой тропинки были безупречны.

— Это не я, это мой садовник, — сказала миссис Жардин.

Хейс снова заглянула в свои записи, потом чуть заметно качнула головой. Сильверс и Худ ни о каком садовнике не упоминали.

— Не могли бы вы сообщить нам его имя и адрес? — вежливо попросил Ребус. Его голос звучал совершенно естественно и даже небрежно, но миссис Жардин сразу насторожилась. Ребус улыбнулся как можно приветливее и предложил хозяйке ее собственную ячменную лепешку с маслом. — Просто на случай, если мне самому понадобится человек, который умеет ухаживать за садом, — солгал он.

Последнее, что они сделали, это проверили подвалы, которых оказалось два. В одном стоял древний обогревательный котел, в другом не было ничего, кроме плесени. Поблагодарив миссис Жардин за гостеприимство и пожелав ей всего хорошего, Ребус и Хейс вышли на улицу.

— Везет же некоторым!.. — сказал Грант Худ. Он стоял на тротуаре, подняв воротник и ссутулившись, словно это могло защитить его от дождя. — Нас в гости не звали, только в одном месте подсказали, который час.

Напарником Гранта был Томми По Барабану, и Ребус кивнул ему в знак приветствия.

— А ты как здесь очутился? Работаешь в две смены?

Томми Дэниелс пожал плечами.

— Просто поменялся с одним… — Он зевнул.

Филлида Хейс постучала карандашом по блокноту.

— Ты, — сказала она Худу, — плохо выполнил свою работу.

— Как так?

— У миссис Жардин, оказывается, есть садовник, — пояснил Ребус.

— Вот еще! — возмутился Худ. — Не хватает еще разговаривать с садовниками, мусорщиками и прочими…

— С мусорщиками мы уже беседовали, — напомнила Хейс. — И в мусорных баках тоже копались.

Казалось, они вот-вот сцепятся не на шутку. Ребус собрался было выступить в роли миротворца, — как и Худ, он был из Сент-Леонарда, и по неписаным законам полицейского братства ему следовало поддержать коллегу, — но вместо этого закурил еще одну сигарету и отвернулся.

Щеки Худа побагровели. Они с Хейс имели одно звание, но Хейс служила в полиции дольше. Против опыта, как говорится, не попрешь, но Худ всегда отличался упрямством.

— Хватит вам, Филиппе Бальфур этим не поможешь, — внезапно заявил Томми По Барабану, положив конец далеко не дружеской пикировке.

— Хорошо сказано, сынок, — поддержал его Ребус. Действительно, участвуя в большом и сложном расследовании, порой забываешь о конечной цели. Превращаясь в крошечный винтик гигантской машины, начинаешь пыжиться и утверждаться за счет окружающих. В результате возникают конфликты из-за каких-то новых кресел, дурацкие, зато легко разрешимые, в отличие от самого дела, которое разбухает словно на дрожжах, заслоняя собой единственную правду — «стержень», как говорил наставник Ребуса Лоусон Геддес, — что кто-то нуждается в твоей помощи. Преступление должно быть раскрыто, преступник должен предстать перед судом — об этом иногда было полезно напоминать тем, кто переставал видеть лес за деревьями.

В итоге они расстались достаточно дружелюбно. Худ записал имя и адрес садовника и обещал поговорить с ним, после чего им ничего не оставалось, кроме как продолжить опрос. У миссис Жардин Ребус и Хейс провели почти полчаса. Это не только нарушило их расчеты, но еще раз подтвердило банальную истину: когда идет расследование, время начинает нестись вскачь, и потом ты никак не можешь припомнить, на что, собственно, истратил столько часов, объяснить, откуда взялись усталость и утомление. Смутное разочарование и неудовлетворенность от того, что что-то осталось недоделанным, незавершенным — вот все, что оставалось в душе после каждого рабочего дня, не отмеченного решительным прорывом.

В следующих двух квартирах никого не оказалось. Дверь третьей им открыл человек со странно знакомым лицом. Ребус был уверен, что когда-то его видел, но никак не мог припомнить где.

— Полиция. По поводу исчезновения Филиппы Бальфур, — деловито объяснила Хейс. — Мои коллеги, вероятно, уже разговаривали с вами. Мы зашли, чтобы уточнить — быть может, вы вспомнили что-то, что может представлять интерес…

— Да, я понимаю. — Блестящая черная дверь приоткрылась шире. Хозяин квартиры посмотрел на Ребуса и улыбнулся.

— Вы, вероятно, никак не можете вспомнить, где вы меня видели. — Улыбка стала шире. — А вот я вас помню. Новичков как-то всегда запоминаешь лучше…

Пропустив гостей в прихожую, хозяин представился — его звали Дональд Девлин, и Ребус сразу же его вспомнил. Это было на первом вскрытии, на котором он присутствовал в качестве сотрудника уголовной полиции. Вскрытие проводил профессор Девлин, который в те времена преподавал в университете судебную медицину и одновременно занимал должность главного городского патологоанатома. Ассистировал ему Сэнди Гейтс. Теперь Гейтс сам стал профессором судебной медицины, а на вскрытиях ему помогал доктор Керт. На стенах прихожей висело множество вставленных в рамку фотографий, на которых Девлин получал различные награды.

— …А вот имя ваше я, простите, запамятовал, — сказал Девлин, жестом приглашая обоих полицейских в большую, захламленную гостиную.

— Инспектор Ребус.

— Тогда вы, вероятно, были констеблем? — уточнил Девлин, и Ребус кивнул.

— Вы собираетесь переезжать, сэр? — спросила Филлида Хейс, разглядывая громоздящиеся вокруг коробки, пакеты и рулоны черной упаковочной бумаги. Ребус тоже огляделся. На стульях высились шатучие эвересты и монбланы документов, папок и газетных подшивок; выдвинутые из стола ящики перекосились, а их содержимое грозило выплеснуться на ковер.

Девлин усмехнулся. Он был невысоким, тучным мужчиной лет семидесяти с небольшим. Его серая вязаная кофта вытянулась и потеряла всякую форму — а заодно и половину пуговиц; черные брюки удерживались широкими подтяжками. Лицо знаменитого патологоанатома было одутловатым, испещренным звездочками лопнувших сосудов, а глаза за стеклами очков в тонкой металлической оправе напоминали крошечные голубые точки.

— Переезжаю? Вероятно, можно сказать и так, — проговорил Девлин, машинально приглаживая рукой несколько прядей волос, все еще остававшихся на его куполообразном черепе. — Выражаясь высоким штилем, если Жнец Жизней является ne plus ultra [7] Самый лучший, непревзойденный (лат.). перевозчиком, в таком случае я выступаю как его добровольный помощник.