Юзеф Хен - Останови часы в одиннадцать

— Этот гад оставил машину на том же месте, где и в прошлый раз.

— Почти в том же самом, — Пакула кивнул. Он велел Генрику показать подошвы. Затем презрительно махнул рукой.

— Значит, — удовлетворенно проговорил Генрик, — мне вовсе не привиделось, будто какая-то рожа заглядывала в окно.

Они не удостоили его ответом. Бучек посадил Генрика в милицейскую машину и отвез в Лодзь. Лишь через шесть часов, после долгого и утомительного допроса, на сей раз тщательно запротоколированного, Генрик попал к себе домой. Трость у него так и не отобрали: он пригрозил, что пожалуется в Министерство внутренних дел.

2 июня

В редакции еженедельника, где работал Генрик, отношения между сотрудниками основывались на взаимном доверии. Вчерашнее отсутствие Генрик объяснил необходимостью срочно съездить в Варшаву. Главный редактор посмотрел на это сквозь пальцы. Генрик принялся за работу, и чем больше он работал, тем сильнее укреплялся в решении отказаться от желания восстановить родословную тросточки, ибо до добра его это не доведет. Так бы и случилось, не позвони к нему сестра магистра Рикерта.

— Что с вами случилось? Я звонила вам вчера и позавчера, никак не могла застать.

— Я был в отъезде.

— А у меня для вас интересная новость. Я еще раз заглянула в записки моего брата и заметила, что все его торговые операции связаны с конкретными лицами, и лишь три помечены буквой икс, а одна — игрек. Это означает, что некоторые вещи мой брат купил от некоего Икса, а одну вещь продал некоему Игреку. Что вы об этом думаете?

— Какие именно вещи?

— Часы. Мой брат купил их у Икса двадцать пятого мая прошлого года. Четырнадцатого ноября прошлого года он приобрел у Икса золотое блюдо. Десятого марта он купил у Икса золоченую солонку, а двадцать первого мая продал Игреку серебряный нож.

— Кто, по-вашему, скрывается за этими буквами?

— Откуда я могу знать… Вы будете их разыскивать? Помолчав, Генрик ответил:

— Кто знает, может быть… Только не торопите меня. Пока мне хочется устраниться от каких-либо розысков.

— Но почему?

— Об этом вы в ближайшее время узнаете из газет.

— Прошу вас, расскажите мне, а то я умру от любопытства.

— Убита пани Бутылло.

На другом конце провода наступило молчание. Генрик подумал было, что старушка положила трубку, как вдруг услышал тихое:

— До свидания… — В трубке щелкнуло и послышались короткие гудки.

Вечером Генрик отправился в кафе на улице Монюшко. Там не оказалось никого из его друзей — ни Марека, ни Юлии. Он увидел отставного капитана, которого все звали ротмистром: в первую мировую войну он, по слухам, служил в кавалерии. Как обычно, ротмистр сидел со своим псом, французским бульдогом. Хозяин и пес были удивительно похожи. Одинаковые маленькие носы, выпученные глаза и отвисшие щеки. Ротмистр любил покровительствовать молодым писателям и журналистам. Его покровительство заключалось в том, что он без конца рассказывал о самых неправдоподобных происшествиях, якобы случившихся с ним. Хвастался своими ратными успехами и знакомствами в артистических кругах довоенного времени. Когда кто-нибудь из молодежи пытался вставить замечание, ротмистр кричал:

— Цыц! С вами говорит история.

Увидев ротмистра, Генрик очень обрадовался. Он знал, что старик — безумный фантазер, но обладает хорошей памятью.

— Пан ротмистр, — обратился он, присаживаясь к столику, — вам ничего не говорит фамилия Кохер? Адвокат Кохер.

Ротмистр бросил на него презрительный взгляд.

— Вы еще спрашиваете! Да я Кохера знал лично, он бывал в доме моего отца. Как вам известно, мой отец являлся директором лодзинского банка.

Генрик кивнул. Недавно ротмистр говорил, что отец его был известным в Лодзи промышленником.

— Адвокат Кохер умер, если я не ошибаюсь, в тысяча девятьсот девятнадцатом году, — продолжал ротмистр. — У него была дочь, изумительной красоты девушка, Иза Кохер. Слыхали о ней?

— Нет.

— Ах, что за девушка! Должен вам сообщить, у меня с ней было одно очень милое приключение. Прошу представить себе, но однажды, кажется, в двадцать третьем году…

— Я хочу узнать не о вас, пан ротмистр, — прервал его Генрик, — а о Кохере.

— А что Кохер? Адвокат. Способный адвокат. Умер. Вот о его дочери, известной своею красотой Изе Кохер, есть что порассказать. Надо вам заметить, в те годы я выглядел не так, как сейчас. Молодой, в офицерском мундире, а мундиры тогда были с иголочки, не то что теперь…

— А Иза Кохер?

— Что — Иза? После романа со мной она вышла замуж за какого-то немца, хозяина мануфактурной лавки. Умерла она, кажется, через два года после свадьбы. Ах, да! Вспомнил! Того немца звали Эрнст Бромберг. Его потом подозревали в убийстве одной цирковой актрисы. Я знаю это дело со всеми подробностями, потому что, изволите видеть, мой отец работал тогда в редакции одного из лодзинских журналов. Да я и сам, как вы знаете, пописывал.

— Цирковая актриса? Убита?

— Удар стилетом. Ах, какая красавица! Должен вам доложить, у меня с ней было презабавнейшее приключение. В один прекрасный день прихожу я в цирк на представление. Сидел я, конечно, в директорской ложе. На мне мундир. С иголочки, элегантный, как черт те что. Она была наездницей и привела меня в такой восторг, что я купил цветок, как сейчас помню, красную розу. Она скакала по арене, я бросил ей цветок. Хотела его схватить, перегнулась и чуть не упала с лошади. Я, конечно, тут же бросаюсь на арену, чтобы подхватить ее…

— Она упала? — спросил Генрик.

— Не тогда! Она упала потом, в мои объятия! — захохотал ротмистр. — Похоронили ее на Старом кладбище. Ее закололи стилетом. Скорее всего это — дело рук ее ревнивого мужа или любовника. А любовником ее был Бромберг.

— Когда это случилось?

— В 1919 году.

Генрик не успел спросить больше ни о чем, потому что в кафе вошла Розанна. Она направилась к свободному столику, но не успела сесть, как Генрик был уже тут как тут. Розанна подала ему руку неохотно, глядя куда-то в сторону, словно обидевшись.

— Розанна! — сказал он. — Что с тобой? Почему ты забыла обо мне?

Она пообижалась еще минуту.

— Ты не джентльмен.

— О чем ты, Розанна?

— Осталась у тебя на ночь, так ты на другой же день рассказал об этом милиции.

— Я не мог поступить иначе. Читала, наверное, об убийстве Бутылло? Не признайся я, что ты ночевала у меня, я не имел бы алиби.

— Настоящий джентльмен даже в таком случае не выдал бы имени женщины. Я читала книжку, там одного арестовали, чуть не повесили, а он так и не выдал свою даму.

— В жизни все иначе, уверяю тебя.

— Ты думаешь, приятно, когда домой является милиция и спрашивает: «С кем вы спали в ночь с такого-то на такое-то?»