Александр Горский - Марионетка

Один из охранников распахнул заднюю дверь лимузина. Макс сел в машину и увидел совсем рядом с собой человека, которого прошлый раз лицезрел на экране телевизора командующим парадом на Красной площади.

Тукай был мрачен. Тяжелая складка, подымающаяся от самых бровей, пересекала его высокий лоб, губы были плотно сжаты, а тяжелый квадратный подбородок непрерывно двигался, словно министр жевал жвачку.

— Здравствуйте. Алексей Маратович. — Макс решился первым нарушить затянувшееся молчание.

— В Исландии вы встречались со Шлеменко, — пренебрег хорошими манерами министр, — и получили от него некоторые документы. Что это?

— С чего вы взяли, что я встречался…

— А с кем вы там встречались, с троллями? — Лицо Тукая стало еще более насупленным. — Там больше никого нет. От сопровождения вы ушли, но Исландия слишком маленькая страна и не составило большого труда сопоставить ваш внезапный вояж и нахождение яхты Шлеменко поблизости от Исландского берега. Вам не стоит считать себя слишком умным и слишком глупыми меня и моих людей. Я внятно излагаю?

— Предельно. — Макс почувствовал, что во рту у него пересохло.

— Тогда повторяю вопрос: что это за материалы? Я хотел бы с ними ознакомиться.

— К сожалению, это невозможно. — Макс выдержал тяжелый взгляд министра, и неожиданно от этого ему стало легче. — Носителя как такового у меня нет. Информация находится в Сети. Но доступ к ней есть только с определенного HIP-адреса, который закреплен за редакцией медиахолдинга. Вы будете брать редакцию штурмом?

Тукай промолчал, но его зло блеснувшие глаза говорили о том, что идея штурма ему очень близка, однако в нынешней ситуации невыполнима.

— Это африканское досье? — наконец спросил министр.

Макс кивнул.

— Я так и думал, — Тукай криво усмехнулся, — больше ничего не могло и быть. Этот материал не должен быть опубликован. Уясните себе это прямо сейчас. Потом будет поздно. Сейчас у нас с Фроловым идет предвыборная борьба. Если пойдет в ход этот материал, это будет уже война. И вы в ней будете первой жертвой.

Макс понимал, что угроза, озвученная Тукаем, вовсе не иносказательный оборот речи, и что он, словно выскочившая вперед пешка, будет мгновенно сметен с поля ответным ходом противника.

— Но вы же понимаете, если я откажусь сегодня, завтра это сделает кто-то другой. В конце концов, это может сделать сам Шлеменко и даже сам Фролов.

— Шлеменко не сделает, — неожиданно усмехнулся министр, — с ним связались, и он уже понял, что влез туда, куда ему соваться не стоило. Вы должны уничтожить материал. На все вам сутки. Запомните, Максим, — Тукай впервые назвал Подгорного по имени, — эту войну вы не переживете. Вы же знаете, как легко люди умирают?

— Я знаю, — Макс почувствовал нарастающую злобу, — я могу идти?

— Идите. — Тукай отвернулся и больше на Подгорного не смотрел.

Как только Макс открыл дверь лимузина, помощник министра наклонился ему навстречу, уточнил у Тукая: «Отпускать?» — и, услышав короткое: «Да», махнул рукой лейтенанту. Тот все так же неторопливо подошел к «мерседесу» и вернул водителю все три комплекта документов.

Когда Макс вернулся в свою машину, уже давно работавший у него Андрей осмелился задать вопрос:

— Чего хотели-то, шеф?

— Познакомиться, — хмуро буркнул Подгорный, распихивая по карманам все вынутое перед разговором с Тукаем, — поехали, пока они еще чего не захотели.

— Ох, Максим Сергеевич, эти ведь, если захотят, завсегда догонят, — вздохнул Андрей и включил поворотник. Машина плавно влилась в начинающий редеть поток транспорта.

Оказавшись наконец дома, Подгорный быстрым шагом прошел на кухню и извлек из барного шкафа бутылку виски. Выпить ему хотелось еще по дороге домой, и он еле сдержался, чтобы не приказать водителю заехать в первый попавшийся супермаркет.

Плеснув в бокал изрядное количество виски, Макс сделал большой глоток и, сморщившись, зажмурился. Потом с шумом выдохнул воздух. Разговор с Тукаем настолько выбил его из колеи, что он даже забыл заказать себе на дом доставку еды, что делал почти каждый вечер. Конечно, можно было позвонить в располагавшийся прямо на въезде в поселок ресторан, но тогда ждать пришлось бы не меньше часа. Макс открыл дверцу холодильника и, грустно вздохнув, закрыл ее снова. Попытка заглянуть в морозильную камеру оказалась более успешна.

Уже через пятнадцать минут Подгорный, предварительно включив подсветку в саду, с комфортом расположился на террасе своего дома. Бокал с виски приятно холодил руку раздобытыми в морозильнике кубиками льда. В другой руке Макс задумчиво крутил телефон. Еще утром он был категорически настроен на то, что не будет публиковать имеющийся у него компромат на Тукая, однако последовавший затем неприятный разговор с министром обороны пробудил в Максе его и без того не крепко спящий дух противоречия. «Вы же знаете, как легко люди умирают?» Да, после того, как отец Макса был застрелен у него на глазах, после того, как погибла Наташа, Подгорный знал, как легко умирают люди. Слишком хорошо знал. Но отчего-то это знание сейчас совсем его не страшило. Конечно, может быть, дело в виски, и завтра он пожалеет о своем решении. Макс пожал плечами, словно не мог ответить самому себе. Еще один глоток виски помог принять решение. Макс набрал номер Фролова.

— Сейчас мы Петра Михайловича удивим, — Макс даже встал в предвкушении приятного разговора, — сейчас Петра Михайловича обрадуем.

Однако Петр Михайлович трубку не взял. Макс, чертыхнувшись, отправил повторный вызов, но Фролов опять не ответил. Подгорный раздраженно бросил телефон на стол и услышал негромкий голос:

— Максим, здравствуйте!

Макс повернулся на голос, доносящийся откуда-то со стороны невысокого ограждения, отделяющего его участок от участка Локтионова.

— Максим, я здесь. — Банкир энергично помахал ему рукой. Макс в ответ слабо улыбнулся. — Я смотрю, вы чаевничаете на свежем воздухе. Не будете возражать, если я к вам присоединюсь ненадолго?

— Да пожалуйста, — махнул в ответ рукой Подгорный.

Макс знал, что в ограждении между двумя участками была устроена небольшая калитка, с тем чтобы поселившиеся рядом родственники могли беспрепятственно ходить друг к другу в гости. За время строительства родственников у Анатолия Григорьевича стало меньше, а вот калитка осталась. Проскользнувший через нее банкир поднялся на веранду и окинул быстрым взглядом стол.

— Пельмени и виски. Джентльменский набор холостяка. — Он широко улыбнулся и вдруг тоном заботливого отца спросил: — Что, вообще больше ничего нет?

— Ну вот чем богаты, — Макс смущенно развел руками, — мне, в принципе, хватает. Вот если бы еще майонез. Или кетчуп… — Он мечтательно вздохнул. — Пойду бокальчик вам принесу.