Александр Горский - Марионетка

— Трудно говорить за других, — наконец отозвался Реваев, — зная нашу систему, полагаю, что задержания, а затем и ареста вам не избежать.

— Вы же понимаете, что если человек сел, то он уже стал виновен.

— Не нагнетайте. Если на ноже будут обнаружены чужие отпечатки, то с вас снимут все обвинения.

— Господи, сейчас уже в детском саду знают про отпечатки. Или вы думаете, что убийца сумасшедший?

— Максим, у меня пока слишком мало информации, чтобы хоть что-то думать.

— Но здесь же ясно, что меня подставили, — либо Тукай, либо Фролов. Только непонятно, чьих рук это дело.

— Помнится, как-то раз вы уже выдвигали мне одну громкую версию, — мягко напомнил Юрий Дмитриевич, — простите, что напоминаю о гибели вашего отца, но, согласитесь, все оказалось гораздо прозаичнее.

— Вы можете взять расследование под свой контроль? Дело же громкое, наверняка ваше управление заберет его себе.

— Нет, Максим, следователи не выбирают себе дела сами, — Реваев нашарил ногами тапочки, — к тому же я сейчас не в Москве и буду, скорее всего, только через несколько дней, — полковник встал и направился на кухню, — но вы напрасно думаете, что, кроме меня, никто не сможет разобраться в этом деле; уверяю вас, у нас очень много квалифицированных сотрудников.

— Разобраться, может, и смогут, вот только захотят ли? Есть труп, есть нож, есть собутыльник. Господи, да я сам себя посадил бы!

— Я так понимаю, на место преступления вы возвращаться не намерены? — Реваев налил себе воды из холодного чайника и сделал большой глоток.

— Нет. Как только я появлюсь, меня задержат и поставят галочку о том, что дело раскрыто. А потом эта галочка превратится в крест, который поставят на мне. На этом все будет кончено. Юрий Дмитриевич, вы мне поможете?

Реваев в несколько глотков осушил стакан и почувствовал, что теперь организм настоятельно хочет избавиться от излишков жидкости, накопившихся за ночь в мочевом пузыре. Идти в туалет с телефоном было неудобно, и Реваев решил, что немного потерпит.

— Вы поможете мне, Юрий Дмитриевич? — В голосе Подгорного слышалось отчаяние.

— Максим, я не могу идти на нарушение закона, а значит, обо всех ваших звонках и содержании наших разговоров я буду обязан сообщить следователю, который возьмет это дело.

— То есть мне на вас не надеяться.

— То есть заткнитесь! — вспылил Реваев. — Пока я с вами разговариваю, надеяться можно. Не факт только, что ваши надежды оправдаются. Если вы решили податься в бега, то говорю еще раз, это несусветная глупость и риск, что вас пристрелит случайный патрульный. Но коли вы не хотите внять голосу разума, то это ваши проблемы, и меня в их подробности посвящать не следует. Вы меня поняли?

— Понял, — быстро отозвался Подгорный.

— Далее. Звонить мне больше не надо. Если мне понадобится от вас какая-то информация, на сайте объявлений в разделе недвижимости будет размещено объявление о продаже дома. Запомните адрес: Южное Бутово, Березки, улица Лесная, дом девятнадцать.

— Квартира? — уточнил Подгорный.

— Это коттедж. Если будет указана цена пятьдесят миллионов, значит, я хочу, чтобы вы со мной связались. Если вдруг увидите цену сто миллионов, значит, можете смело вылезать из укрытия. На этом пока все. Надеюсь, вы знаете, что сотовые телефоны легко отследить.

— Да, я в курсе, — в кино видел.

— Да уж, современные сериалы весьма расширяют кругозор преступников. Простите, Максим, сейчас я не вас имел в виду.

— Я так и понял, — хмыкнул Подгорный, — я отключаюсь?

— Пожалуй что да, — согласился Реваев, — напоминаю, что в Москве я буду только дня через два, да и потом не ждите от меня чудес скорости.

— Всего доброго, Юрий Дмитриевич. — Подгорный отключился.

Реваев бросил телефон на кухонный стол и поспешил в санузел. Стоя перед унитазом, он блаженно улыбался, счастливый оттого, что его терпение наконец было вознаграждено. Уже моя руки, он взглянул на себя в зеркало и покачал головой.

— Старый дурак, куда ты лезешь? — Он провел рукой по щетине. Ему явно надо было побриться.

— А почему шепотом? — в ответ спросило зеркало.

— Так ведь страшно. — Реваев выдавил на ладонь белую пушистую горку пены.

— Ну что, Антон, картинка складывается? — Бочкарев широко зевнул и вяло приподнял левую руку, делая вид, что собирается прикрыть рот.

— А чего тут складывать, Дмитрий Евгеньевич? — Молодой, щекастый оперативник хлопнул ладонью по черной кожаной папке. — Два плюс два — четыре? Дело образцово-показательное. Люди по-соседски выпили. Затем по-соседски полаялись. В итоге имеем один трупак и две пустые бутылки вискаря. Нормальные пропорции.

— Ты прям счетовод, — хмыкнул следователь, — ты записи с камер наблюдения посмотрел?

— Нет, — вздохнул Антон.

— А чего нет? Я уже и с женой, и с дочкой этого Локтионова пообщаться успел, а ты не мог камеры отсмотреть? Ты видишь, вон одна прямо всю террасу накрывает.

— Я вижу, — кивнул оперативник.

— И чего? — начал злиться Бочкарев.

— А ничего, нету записей.

— Как нету? — удивился следователь. — Стерты, что ли?

— Совсем нету, — пожал плечами оперативник, — кто-то вынул жесткий диск из рекодера. Так что записей в принципе никаких нет. Кина не будет.

Бочкарев задумался, затем внимательно огляделся по сторонам.

— Давай-ка ты, Антоша, дуй в дом к убитому, посмотри, что там насчет кино. Видишь, у них камеры висят над оградой? Вот та теоретически должна захватывать место, где труп лежит.

— Уже дую. — Антон неторопливо понес свое грузное тело в направлении калитки.

Бочкарев неприязненно посмотрел ему вслед. «И как только он физподготовку сдает, интересно? Опер-черепашка». Следователь сплюнул и направился к завершающему свою работу криминалисту.

— Ну что, Володя, порадуй хоть ты.

С криминалистом Володей Ситником Бочкарев работал уже давно и знал, что тот относится к своему делу с ответственностью.

— Чем, Дима, тебя порадовать? — Ситник поправил очки в тяжелой оправе. — Пили двое, ели, я так понимаю, тоже двое. Во всяком случае, на вилках отпечатки двоих. На тарелках нашел еще отпечатки, но они могли быть оставлены ранее.

— Да, — подтвердил Бочкарев, — жена и дочка Локтионова принесли им сюда еду. У Подгорного вроде как ничего не было, кроме пельменей.

— Во всяком случае, в холодильнике у него точно пусто, — согласился Ситник, — а чего они сами носили? Небось, прислуга имеется.

— Говорят, что после восьми вечера всех отпускают, мол, чтобы одним дома побыть без посторонних глаз, — Бочкарев вздохнул, — да они толком ничего и не говорят сейчас. Обе в трансе, что жена, что дочка. Забились в спальню и сидят на кровати, трясутся обе.

— Они его видели? — Эксперт махнул рукой на тело банкира.