Лев Гурский - Министерство справедливости

В последних числах ноября позапрошлого года таинственно исчез вице-премьер по нефти и газу Анатолий Клюквин. Он вышел из здания на Краснопресненской и испарился по дороге к служебному автомобилю. Шептались, что пропажа случилась вскоре после того, как Анатолий Степанович осмелился попросить Запорожского об индексации своего ежеквартального отката. Уже в конце декабря, через месяц после этого происшествия, каждый член правительства, включая премьера, получил от Ивана Ивановича новогодний презент — берестяной туесок с колбасой высшего сорта (на балансе Главнефти были охотничье хозяйство и мясокомбинат). Министры по очереди благодарили Запорожского за прекрасный подарок, но попробовать его ни один не рискнул: сразу же прошел слух, будто бы колбасный фарш на две трети состоял из оленины, а на треть — из Клюквина…

Заметим, что далеко не всегда Запорожский убивал с выдумкой. Если ему требовалось погубить больше сотни людей одновременно, Иван Иванович не боялся быть банальным.

Старообрядческую деревню Лисово, мешающую его компании подобраться к только что разведанному месторождению, он просто затопил вместе с жителями, приказав проделать дыру в ближайшей дамбе. Когда вода ушла и тела лисовчан похоронили в братской могиле, на освободившееся место завезли времянки и поселили в них буровиков. Год они исправно качали нефть, а затем пожаловались Запорожскому на низкое жалованье и даже намекнули на забастовку. К тому времени месторождение перестало быть перспективным, поэтому мятежных буровиков заперли в тех же времянках и без затей сожгли напалмом…

Ближе к концу досье счет только известным жертвам Ивана Ивановича перевалил за тысячу, и любой другой на его месте — даже при Дорогине — вряд ли остался бы неприкосновенным. Однако Запорожского не трогали. Статус президентского духовника по факту означал его приближенность к секретам, недоступным для обычных людишек. В ранге отца Ювеналия Иван Иванович пять лет подряд отпускал Президенту еженедельные грехи и кое-что наверняка запомнил, а может быть, где-то в укромном месте и записал.

Обладание даже частью подобного компромата могло бы однажды плохо кончиться — для любого, только не для Запорожского, у которого имелась страховка, эдакий неубиваемый козырь в рукаве. Шеф Главнефти по совместительству заведовал тонкими контактами высших чиновников. У него на быстром дозвоне были ключевые люди тени: бароны колумбийского картеля, доны американских синдикатов, бастыки албанских фисов, урядчики сербских задруг, хакимы турецких чете, оябуны японской Якудза, «драконы» китайских Триад, наибы гангстерских кланов Индии и так далее — короче говоря, первые лица мирового паханата. Когда после 4 декабря Иван Иванович сбежал из страны, он лишился официальной «крыши», но это совсем не значило, что он выпал из колоды. Наоборот, как только отшелушились условности и он окончательно перелетел из света в тень, позиции нашего клиента в среде оргпреступности только укрепились. Он полностью сделался своим — в этом была его сила, однако и слабость тоже. В России он парил вольным орлом над законами, писаными и неписаными. Но тут, в густой тени, имелись кое-какие нерушимые понятия. Одно из них и привело Запорожского в Касабланку…

Наша четверка заселилась в отель «Рик Блейн» на бульваре Мулая Рашида. В вестибюле, недалеко от ресепшен, гостей встречала мраморная доска с текстом о том, что здесь снимали знаменитый американский фильм. Рядом с доской за стеклом демонстрировались экспонаты: галстук Рика, перчатки Ильзы и простреленная фуражка майора Штрассера. Конечно, нам морочили голову — картину сделали далеко отсюда, на студии в Голливуде, — но многие постояльцы рады были обманываться. К тому же цены за проживание тут не кусались, а прицепом к мини-бару в каждом номере шли блюда с аппетитным бегриром.

— Вкусно, — сказал Димитрий, вытирая салфеткой пальцы. — Из чего делают эти блинчики?

— Из манки, — объяснил опытный Нафталин. — Но, если захочешь повторить дома, помни: жарить надо только с одной стороны. Я когда первый раз у себя делал, чуть всё не сжег. И не вздумай брать для соуса обычный мед. Только здешний, марокканский. Потому что…

— Парни, мы что сюда, жрать пришли? — мрачно перебила их Ася. — У нас сейчас вроде мозговой штурм, а не кулинарное шоу. Есть новые идеи? Напоминаю, что отпевание этого румына состоится уже через семь часов, и пока нам неизвестно, как туда пробраться.

Мы вчетвером сидели в моем номере и так и сяк разглядывали на экране ноутбука две фотографии. На одной солнечно улыбался усатый и бородатый мужчина примерно моего возраста. Весь он, от вихра на макушке до кончика бороды, был огненно-рыжим — таким ярким, что даже наш Димитрий по сравнению с ним выглядел каким-то бледно-бежевым.

На втором снимке была церковь, похожая на крепость с глухими серыми стенами. Лишь высоко наверху, под самым куполом, виднелось окно с разноцветным витражом. Церковь стояла на пустыре, в центре огромного правильного круга. Если я и сумею подойти вплотную к трехметровому каменному забору и меня не подстрелят, для моих весов расстояние до церкви будет чрезмерным. На такой большой дистанции не зацепишь даже вертолетные площадки подле храма, а притвор и всё, что в глубине здания, — тем более.

Ярко-рыжего человека с фотографии звали Стево Лазареску. Он управлял в Румынии сетью преступных трибов и носил титул кондукатора. В Марокко, где полиция умеет, когда надо, быть слепоглухонемой, домнул Стево проходил курс лечения у знакомого доктора. Однако в конце концов цирроз победил печень. Теперь международной братве полагалось объявить перемирие, собраться всем вместе и проводить кореша в последний путь по православному обряду — согласно завещанию покойного. Пропустить церемонию было западло. По нашим сведениям, Запорожский не сумел уклониться от участия.

Эта неизбежность была единственным плюсом для организации эпизода, а дальше начинались сплошные минусы. Мы не знали, откуда прилетит наш клиент и в каком он будет вертолете. Мы не знали его теперешнее имя и как он выглядит (благодаря успехам пластической хирургии Иван Иванович не походил на свои прежние снимки). Нам было известно только то, что наш клиент сохранил верность двум своим привычкам: он любил сельдерей и парфюм с ароматом лаванды. Уже час мы гадали, как применить это ценное знание и пока лучшей идеей было пустить по следу Запорожского ученую собаку, науськанную на лаванду. Правда, никто из нас понятия не имел, готовят ли где-то в мире таких суперпсов: все-таки лаванда — не марихуана, не кокаин и даже не тротил.

Отдельная заморочка была с храмом. Покойный, предчувствуя финал, специально выбрал для будущего отпевания церковь Успения Пресвятой Богородицы: биография настоятеля, отца Пантелеймона, в миру Трайчо Вилкова, была извилистой. Говорили, что божий свет загорелся в нем только после трех отсидок — за участие в «красных бригадах», рэкет и порнобизнес. Успенский храм уже лет сорок отмечался на туристических картах города — двойной синий купол на улице Блида, в густонаселенном районе Касабланки. Наша задача выглядела пусть непростой, но решаемой. Сколько бы охраны вокруг церкви ни выставили эти доны с наибами, чем бы ни укрепили периметр, хоть титановой броней, все равно между оградой и алтарем с любой точки было не более полусотни метров.