Андрей Вольмарко - Дебют

Каноник совершенно спокойно и невозмутимо взглянул ей в глаза и изящно качнул головой.

— Я никогда не прикрывался священными книгами, ваша милость, и ваши слова меня глубоко огорчают и оскорбляют. Огорчает меня и то, что мне, возможно, придётся на следующем заседании Магистрата выступать против вас, если вы не поменяете своего отношения к воле народа Лепорты.

Джейн неверяще взглянула на Серпенте — но, судя по его округленным глазам, он слышал то же самое, что и она. Чёрт возьми, шантажировать голосом в Магистрате? Значит, чёртовы ункасино действительно нужны ему.

— Я всегда прислушиваюсь к воле народа, — прежде чем он начал возражать, Джейн пошла в наступление. — Фра Теобальд, вы один из умнейших людей в городе. Не надо мне рассказывать сказки про Книги Истин, гнев, милость и страхи. Я вижу, что вам зачем-то нужны ункасино. Скажите мне зачем — и, — и я скажу, почему нет, — я посмотрю, что можно сделать.

Несколько мгновений он внимательно смотрел на неё, подслеповато сощурив глаза. А затем резко кивнул.

— Я бы не хотел, чтобы этот разговор слышал кто-либо кроме вас.

— Если вы не хотите начинать разговор при людях, в которых я полностью уверена, может, его лучше вовсе не начинать?

Джейн успела заметить довольное выражение на лице Серпенте.

— Это вопрос не доверия, ваша милость. Это… Личный вопрос.

Как будто это помешает им подслушать. Если на счёт Серпенте Джейн ещё питала какие-то надежды, то в Кальдо и Фреддо была уверена.

Но, если он того хочет…

Каноник с отстранённым видом ждал, пока все выйдут из кабинета. Лишь когда дверь с тихим стуком закрылась, он тяжело вздохнул и повернул голову к окну, щурясь на закатное солнце.

— Ункасино нужны патрициям, — его мощный голос сейчас был стыдливо приглушён. — А мне нужны их деньги.

А Джейн думала, что он не сможет её удивить.

— Вот так, прямо в лоб, — на её памяти, это было первое в истории признание политика в том, что он берёт деньги за представление чьих-то интересов.

По крайней мере, первое добровольное.

— Какой смысл врать или увиливать? — он скривился с недовольным видом и кивнул на кресло. Джейн кивнула, и Теобальд с явным наслаждением уселся, вытянув ноги и осторожно массируя колено сквозь мантию. — Мы же взрослые люди и понимаем, как всё работает.

Хотела бы Джейн сказать, что понимает.

— Значит, деньги. И зачем они вам?

— Затем же, зачем обычно, — он поднял руку и начал загибать тонкие пальцы. — Чтобы город не развалился под тяжестью лет. Как вы думаете, почему трёхсотлетние дома выглядят как новенькие? Почему Арсенал и Дворец выглядят великолепно? Мосты, каналы — даже акведук.

Джейн готова была поклясться, что из-за двери раздалось недоверчивое «хм».

— Полагаю, из-за вас.

— Да, из-за меня, — впервые за всё время, Джейн видела каноника таким гордым. Старик выпрямился, в выцветших глазах появился живой блеск. — Каждое мгновение своей жизни я посвятил Лепорте. Пока вы и остальные пытаетесь привести нас к светлому будущему, я делаю так, чтобы великое прошлое не рухнуло.

— Очень интересный способ служить городу, — хмыкнула Джейн. — А вы не думали, фра Теобальд, что город — это не трёхсотлетние дома, не статуи и даже не Арсенал, а люди?

— А чьими руками делается вся работа? — криво усмехнулся он. — Каждая стройка, каждая реставрация — это работа для десятков бедолаг, которые ютятся в трущобах и не нужны ни цехам, ни патрициям, ни остальным горожанам. Поэтому мне и нужны эти деньги, — он прерывисто вздохнул. — Поэтому мне и нужны ункасино.

Какое-то время Джейн молча смотрела на него. Смотрела и с глухим недовольством понимала, что проникается уважением.

— Зачем? — тихо спросила она.

— Предпочту не отвечать.

— Я спрашиваю не как гонфалоньер Лепорты, а как Джейн Ла-Руссе.

Он нахмурился, сложив руки на трости. Какое-то время в кабинете было слышно лишь шорох бумаги на сквозняке. А затем каноник неловко отвёл взгляд.

— Я хотел строить новое, — едва слышно проговорил он. — Но не смог.

— И теперь пытаетесь не дать умереть старому.

Теобальд молча кивнул.

В воздухе повисла тишина. Каноник, поджав губы, смотрел в окно. А Джейн напряжённо думала, что ей делать с человеком, который прятал от города огромные деньги и продавал свой голос в Магистрате.

Наконец, Джейн тяжело вздохнула.

— Ункасино останутся в тюрьме.

Из-за двери раздалось что-то, подозрительно похожее на радостный вскрик. Каноник же горько усмехнулся и кивнул.

— Само соб…

— Я дам вам деньги. Точнее, не я, а город. Я уверена, с поддержкой Четырёх Семей мы сможем придумать что-нибудь и перевести ваши начинания на более законные пути.

— Вы… — голос старика звучал хрипло. — Вы не шутите?

— Я сейчас немного не в настроении шутить. И я надеюсь, что этот маленький жест немного проредит хор патрициев в Магистрате, если вы понимаете, о чём я.

— Мой голос — ваш голос, ваша милость.

Только что она перекупила члена Магистрата у одних патрициев за деньги других.

— А по поводу трущоб, страхов и курицы… — Джейн скривилась. — Я бы поднялась сама, но немного не в состоянии. У меня на столе лежит папка с синей печатью. Откройте её.

Она закрыла глаза и терпеливо вслушивалась в шорох одежд каноника. В почти неразличимый шелест переворачиваемых листов.

— Это то, что Магистрат отклонил в прошлый раз. Я внесла несколько изменений, — на самом деле, чёртову кучу изменений. — Фра Пасиенте и представители кварталов консультировали меня. Так что, я думаю, можно считать, что я не забыла про курицу для народа.

Её накрывала тошнота от одних воспоминаний о каждой секунде, проведённой над книгами, старыми сводами законов и ещё боги знают чем. Финансовые планы, кредитование, выплаты, расчёт понижения налогов, снижение или повышение пошлин…

Честное слово, в следующий раз она просто наймёт толпу чёртовых легистов и будет довольствоваться тем, что они ей принесут.

— Вы проделали огромную работу, ваша милость, — осторожно заметил Теобальд, — но я не могу вспомнить ни раза, когда бедность и безработицу побеждали одними законами.

— Эти законы — всего лишь база для того, что будет дальше, — того, что должно начаться после её визита в Муджелло и Лорентино. — Возвращаясь к изначальному вопросу вашего визита — сороковая страница. Я собираюсь заменить казнь пожизненным изгнанием. Это явно вызовет возмущения меньше, чем виселица. Особенно когда мы дадим объяснения.

— Если Лепорта выдвинет обвинения, возмущаться будет уже Виареджио.

— Это уже моя забота, фра Теобальд.

Как только отдых закончится, она отправится в посольство. И после этого любое возмущение Виареджио не будет стоить ничего.