Йоханнес Зиммель - Тайный заговор Каина

— А что если тебя обманут? — неожиданно спросил я. — Предположим, они не вернут тебе документы?

— Не беспокойся, братец. Сегодня ночью я не только получу все бумаги, но еще и успею от них избавиться перед своим отъездом в Суэц. — Он самодовольно рассмеялся, полагая, что я обречен на верную смерть. — Ты знаешь, где спрятаны твои кассеты?

У меня отвисла челюсть, а спина покрылась испариной.

Вернер с неизъяснимым злорадством извлек из кармана ключ.

— Посмотри… — Он едва ворочал языком. — Ты знаешь, что это?

— Не имею понятия… — одними губами ответил я.

— Ключ от камеры хранения на вокзале. Ленты там! Можешь не сомневаться. Нужно всего лишь открыть замок и… — Неожиданно Вернер лишился чувств и повалился на пол. Ключ выпал из его руки…

Я поспешно встал с кресла, подобрал ключ и, раздев Вернера, оттащил его в спальню… Мои часы показывали пять минут двенадцатого. Я выключил свет, перешел в ванную и затаился.

Ровно в полночь дверь номера девятьсот семь отеля «Империал» открылась медленно и бесшумно…

Я услышал хихиканье, затем луч фонаря отразился в зеркале ванны. Наемный убийца моего брата пришел вовремя.

Сегодня я знаю, что организация «Паук» смотрела сквозь пальцы на намерение Вернера убить меня. Я абсолютно уверен: будь он жив — он не смог бы избежать шантажа этой клики. Вернер не получил бы документы даже в обмен на мои магнитофонные записи. Слишком многое подтверждает невозможность такого обмена. Мы оба, я и Вернер, находились под наблюдением более опытных специалистов, чем персонал «Ассошиэйтед Пресс Сервис». Они предусмотрели возможность несостоявшегося убийства. В моей жизни много ярких воспоминаний, не многие из них приятные. Я с особой злобой вспоминаю, как «Паук» ловко провел меня, после того как наемный убийца выполнил свою работу. Я помню этого типа из номера на моем этаже, ярко-рыжего, якобы пьяницу, который сорвал лацкан с моего пальто. Эта примета сделала меня легко узнаваемым для дружелюбного американца, подстриженного под ежик, которого я встретил на мосту Семирамиды. Ему я позже ошибочно передал те драгоценные ленты. Я вспоминаю слова шефа бюро «Ассошиэйтед Пресс Сервис» в аэропорту «Леонардо да Винчи»: «Совершенная организация. Эти парни по-прежнему самые лучшие…»

В понедельник мне разрешили увидеться с моим первым посетителем. Офицер Столлинг проводил меня в комнату для посетителей. Я увидел Бориса Мински, заметно постаревшего. Он стоял с опущенной головой, его лицо было бледным, проступали мешки под глазами. Обычно хорошо одетый, он выглядел сейчас как человек, который сильно отчаялся. Его серый костюм был неглажен, рубашка — измята. Борис поднял голову, взглянул на меня и улыбнулся. Глаза Мински, как и всегда, оставались серьезными.

— Привет, Ричи!

— Борис!

Охранник сказал, что мы должны сесть лицом друг к другу, положив руки на стол.

— Я рад, что смогу снова навещать тебя, — сказал Борис, когда мы уселись.

— Я тоже, но что-то произошло. Ты болен?

Он посмотрел на меня, затем сказал:

— Я не хотел говорить тебе, но это так очевидно, и раз ты спросил… Рашель умерла.

— Борис!

— Сидеть! — приказал мне охранник. — Я сожалею, герр Марк, но вы должны сидеть.

Я сел.

— Рашель умерла? Но как такое может быть? Когда? Когда она умерла?

— Пятого декабря, — ответил Мински.

Пятого декабря меня усыпили в том доме, неподалеку от Гелиополиса.

— Но как? От чего она умерла?

— Помнишь, как на нее напали в саду?

— Да.

— Она пролежала на холодной земле около получаса. Голова была не сильно повреждена. Она поправлялась очень быстро. Но потом Рашель простудилась, а мне не сказала. Хотя антибиотики могли бы ей помочь, все это перешло в пневмонию. В тот день, когда ты уехал из Франкфурта, я переехал в санаторий «Хорнштейн» и оставался с ней до последней минуты. Временно клуб пришлось закрыть. Профессор и сиделки делали все возможное. Два дня она находилась в бреду. Никого не узнавала, даже меня. Но я был с ней до конца. — Его голос замер.

Я молчал.

Охранник опустил глаза и смотрел на свои руки.

Наконец, с трудом подбирая слова, я сказал:

— Борис, ты знаешь, что я чувствую. Это ужасно. Я так сожалею… Я…

— Ты можешь не искать слов, я знаю. Я сам не могу их найти. Давай не будем говорить об этом. Ничего не поделаешь. Я похоронил ее восьмого.

Бабочка села перед Мински.

— Agrotis prónuba, — автоматически произнес он, глядя на нее. — Сильно устала.

Бабочка вспорхнула.

Последовало долгое молчание.

— Что ты делал последние шесть месяцев? — спросил я, решив говорить о том, что не имеет отношения к Рашель.

— Работал. Много дел в клубе. Я нашел замену для Ванессы — в Гамбурге. Превосходная девушка. Не ее вина, что дела идут хуже. Все дело в общем деловом климате.

Внезапно я забыл про свое сомнительное положение, видя Мински съежившимся разбитым человеком, тенью друга, которого я знал так хорошо.

— Как Ванесса? — спросил я. — Ты слышал о ней?

— Присылает живописные почтовые карточки со всего света. Адресованы нам с тобой. «Обнимает и целует». Кажется, она счастлива, на самом деле очень счастлива.

В плотно зарешеченное окно комнаты посетителей внезапно ворвался солнечный свет. Бабочка, привлеченная светом, ударилась о стекло, упала. Снова неуверенно поднялась только для того, чтобы повторить попытку.

— Счастлива? — Я презрительно фыркнул. — Ерунда! Она не может быть счастлива с женщиной!

— Поверь мне, она счастлива — возможно, первый раз в жизни. Ванессе больше не нужен мужчина. Что бы с нами ни случилось, Ванесса — единственная, кто оказался счастлив. А ты, Ричи?

— Я не могу жаловаться, — ответил я. — Со мной обращаются хорошо. Здесь очень приятные люди.

— А как твой судебный процесс?

— Точная дата еще не установлена, — ответил я. — Парадин решает этот вопрос. Я хорошо потрудился, записывая для него все, что произошло.

— Я знаю. Он рассказал мне.

— Весь этот беспорядок напоминает снежный ком. Может пройти несколько месяцев… Только предварительные слушания… Даже после того, как огласят приговор, я им буду нужен на других процессах как свидетель. До сих пор никто не уверен, что со мной произойдет. Против меня даже еще не выдвинуто обвинение.

— Тебе все зачтут, я уверен, — сказал Мински.

— Я тоже так считаю, — согласился я. — На следующей неделе я встречусь лицом к лицу с Лилиан.

— Парадин это мне тоже сказал, — сообщил Борис.

Лилиан, ожидая расследования, находилась под стражей во Франкфурте. Египетские власти выдали ее в марте. С ней ничего не произошло после той ночи, когда я оставил ее связанную в конюшне возле беговой дорожки на острове Гезира. Кроме того, она находилась в особом состоянии, вызванном употреблением наркотиков. За мной тогда следили. Они знали, где Лилиан. Тем не менее организация «Паук» сознательно оставила ее в покое. Казалось, что «Паук» удовлетворен убийством моего брата. Все это дело выглядело как еще один вечный треугольник.