Вольфганг Шрайер - Прелюдия 11

Слабейшим звеном мог оказаться Пити Равело. Между Мигелем и Пити расстояние все время больше, чем между остальными. Идет он вразвалку, загребает руками и странно семенит; носки ботинок у него как-то разъезжаются в стороны. Я заметил, что он весь взмок под тяжестью груза. Пити самый старший из всех и ниже всех ростом. Он был репортером, и рот у него не закрывается. Может, оно и хорошо, что среди нас есть человек, умеющий пошутить. Я опять заметил эти смехотворные светлые полоски пониже ушей. В последний момент янки велели ему побриться: они якобы узнали, что теперь на Кубе никто баков не носит. Мне почему-то жалко Пити. Похоже, он не очень-то представляет себе, что ждет нас там, в горах. Не исключено, пробуждение будет для него тяжким.

И тут мой взгляд упал на Мак-Леша, который подчеркнуто шел в отдалении от остальных. Одним автоматчиком больше, да... Только что он поднял окурок сигареты, который обронил Мигель; капитан помалкивает и все время старается замести оставляемые следы, подавая нам пример. Капитан Мак-Леш, наш великий учитель и тренер из Сан-Амбросио, оказавшийся с нами из-за гримасы судьбы; что бы он ни думал по этому поводу, вида он не подавал. Грузный мужчина лет сорока, знакомый со всеми хитростями войны в джунглях: умеет без сети и удочки ловить рыбу, добывать питьевую воду, разжигать костер без спичек и беззвучно убивать. Но при всей его выдержке и жестокости, при всех его способностях он для группы балласт. Он нам не подходит. Янки нас подготовили, все так, но теперь — баста. Его присутствие порочит наше предприятие. И что хуже всего — он вообразил, будто продолжает командовать нами. Прошлой ночью я тщетно пытался выяснить с ним с глазу на глаз это недоразумение, терпение мое лопнуло. Мне, правда, нравилось, с каким достоинством янки несет свой крест. И когда я вижу, как он пружинисто шагает вперед, не допуская никаких ошибок, словно хорошо сконструированная машина, я понимаю, что он не слабейшее звено, но звено, которое не подходит к цепи.

Теперь я сам иду впереди с мачете в руке и вдыхаю утренний воздух, я всем доволен. Несмотря на опасения, эти пятеро держатся превосходно, с ними я задание выполню. Они не переговаривались, я слышу только шелест травы и чавкающие шаги, когда мы идем по болотной почве. Один раз я остановился, взял бинокль, прислушался и стал вглядываться в небо. На такой местности главный враг — самолеты; может быть, они уже обнаружили обломки яхты. У Фиделя одиннадцать или двенадцать военных самолетов, бомбардировщиков времен второй мировой и истребителей эры Батисты, сейчас они представляют для нас опасность. Но я увидел только орла, делавшего круги у самого горизонта.

Я вспомнил почему-то, как Пити Равело пел позавчера на прощанье:

Мальбрук в поход собрался,

Великий он стратег.

И только вот о чем горюю:

Вернется ли домой?..

Эту и еще песню эмигрантов, грустную мелодию на полутонах, которую я не в силах забыть. Сдержанные аккорды гитары и грустный припев:

Когда я оставил Гавану,

Я никому не сказал «прости»,

Только погладил по шерстке Одну маленькую Китайскую собачонку.

В тот вечер мы решили участвовать в операции. Как все происходило? Я вызвал в памяти последнюю ночь в Сан-Амбросио. Я увидел все в подробностях, даже настольный вентилятор, который Умберто держал под подбородком. Мы сидели, как всегда, в свете наружного фонаря перед бараком, попугай Фульхенсио без конца трещал, а Пити пел под тоскливые аккорды гитары, лучше него гитариста в лагере не было. Прервав молчание, Умберто обратился ко мне:

— Странно... Я ведь целых два года учился в Европе. И тогда у меня тут ничего не шевельнулось. — Он похлопал себя по сердцу, словно сгоняя с груди комара.

— Тогда тебе было достаточно купить билет на самолет, — ответил я.

Пити отложил гитару в сторону и сказал в своем неприятно циничном тоне:

— Слезы закаленных мужчин — лучшая награда за мое искусство.

Позади меня кто-то крикнул:

— Ну, ребята, недолго нам осталось играть в песочке!

Я оглянулся, хотя ненавидел этот гортанный голос. Он принадлежал Барро, быкоподобному старшему из барака парашютистов. Барро отвратителен во всем. Пережиток прогнившего режима Батисты, позор, что такие субъекты — и их немало — есть в нашем лагере. Что этим выкормышам Батисты у нас надо? Все знали, что в сороковые годы Барро служил таможенным инспектором, потом начальником отдела кадров в газете Батисты «Тьемпо ен Куба», а после государственного переворота — майором полиции, самого кровавого инструмента деспотии! А здесь он играл в демократа, был образцовым учеником у янки и делал все, чтобы заставить нас забыть о прошлом: подлизывался, делился новостями и сплетнями... Его веселость была деланной маской шута, меня тошнило, когда он начинал разглагольствовать.

— Вы уже слышали? Капитан ищет добровольцев для группы прорыва.

Умберто спросил холодно:

— Ты в ней?..

Барро кивнул. Он засунул руки в карманы и покачивался с пятки на носок. И хотя я не хотел с ним говорить — до тех пор мы не сказали друг другу и двух слов, — у меня все лее вырвалось:

— А я на твоем месте не торопился бы, Барро. Полицейских на Кубе всегда было в обрез...

Я не смотрел в его сторону, но чувствовал, что он улыбается.

И вдруг появился Мак-Леш. У него была такая особенность: появляться там, где могла возникнуть ссора. С ним пришел еще один парень из роты Ц. :— Слушайте меня внимательно, — проговорил он в своем доверительном, подкупающем тоне. — Вот что я вам предлагаю: завтра утром мы посылаем группу прорыва. Есть уже полно добровольцев. Но я пришел к вам.

Здесь он сделал паузу — такому учат, наверное, на занятиях по психологии в офицерском училище. Мне его медоточивость пришлась не по вкусу.

— Во время тренировок вы меня не раз проклинали. Зато теперь вы мои лучшие кадры.

Я молчал, выжидая. Умберто что-то чертил на песке, Рико разглядывал сапожную щетку. Пити выкатил на капитана глаза и открыл было рот, но капитан опередил его, хорошо зная, что шутка Пити может перечеркнуть его планы. Лучше пошутить самому:

— Попробуй-ка вот этого. — Мак-Леш протянул ему маленькую бутылочку — Говорят, от него на груди вырастают волосы.

Пити взял пробную бутылочку виски «бурбон».

— Спасибо, сэр...

Мак-Леш излучал хорошее настроение.

— Чего вам не хватает, — распинался он, — так это первоклассного радиста. Человека с волшебным ящиком, который не запеленгуешь. Вот он!

И он подтолкнул вперед Мигеля Пино. Тот стоял, помаргивая, но никто не обращал на него внимания — чересчур неожиданно все вышло. Пити отвинтил пробку и ухмыльнулся:

— Что было бы со страдающей Кубой без капитана Мак-Леша, нашего пастыря и большого друга!..