Питер Гринвей - Человек, который похитил королеву и распустил парламент

Вас, вероятно, удивляет, почему правительство, которое я возглавляю, ничего не предпринимает. Но любой опрометчивый шаг может поставить под угрозу жизнь не только королевы, но и членов ее семьи. Единственное средство самозащиты, единственная опора власти для Вайатта — это угроза королеве, и он хорошо это понимает. Значит, мы не можем действовать, пока королева остается в руках мятежника.

Пока мой вам совет — заниматься, как обычно, своими делами, подчиняться только законам, принятым в соответствии с нашими обычаями и конституцией. Бойкотируйте декреты, издаваемые мятежниками. Эти декреты стоят не больше, чем бумага, на которой они написаны. И молитесь. Молитесь за безопасность нашей королевы, которая и сейчас страдает за свой народ, за вас, за меня.

Если она слушает или смотрит эту передачу по телевидению, я шлю ей единственное разрешенное мне послание. Сохраняйте бодрость духа. Мрачные дни минуют, и вы снова получите и корону и трон и завоюете еще более глубокую преданность и любовь ваших верных подданных».

Заседание в Вестминстерском дворце продолжалось далеко за полночь. Ригли давно уже закончил свои молитвы и улегся спать. Вайатт, казалось, был неутомим. Он спорил и говорил с демонической энергией. Час проходил за часом, а Вайатт все продолжал сражаться против всевозможных возражений, преодолевая одно препятствие за другим. И хотя было уже почти утро, собравшиеся вновь и вновь зажигались под влиянием неиссякаемого энтузиазма Вайатта.

В конце концов предложения Вайатта были приняты. Были согласованы кратчайшие сроки выполнения множества административных формальностей. Договорились, что закон вступит в силу сразу. Все, от комиссара полиции до представителей министерства финансов, молча выразили свое согласие проводить закон в жизнь. Представители прессы дописывали последние репортажи о принятии декрета номер один, а многие из руководителей министерств и ведомств уже вернулись в свои кабинеты, чтобы начать реализацию только что принятого закона.

«ВАЙАТТ ИЗДАЕТ ПЕРВЫЙ ДЕКРЕТ», «КРАДУЩАЯСЯ ТЕНЬ РЕСПУБЛИКИ». Эти убийственные заголовки имели целью бросить в дрожь читателей из средней прослойки общества. Однако «Дейли компресс» своими сообщениями бросала читателей в жар и холод так долго, что они уже перестали реагировать на что-либо.

В эти утренние часы страну охватило возбуждение. «Преступление и наказание», «Их хотят посадить в клетку», «Кто бы только мог подумать?», «Этот режим ведет себя необычно — возможно, он сработает», «А что с Францией?» — эти возгласы и вопросы можно было слышать повсюду.

Вайатт издал декрет о наказаниях за уголовные преступления в качестве закуски жаждущей сенсаций толпе. Этот деликатес проглотили сразу же, и народ ждал новых подачек. Англичане были счастливы, как никогда. Даже на Флит-стрит царило радостное возбуждение. Сенсационное развитие событий пробудило неуемную жажду новостей. Тираж газет и журналов резко возрос.

События развивались. «Франция, — кричали заголовки лондонских газет, — признает Вайатта».

«Вчера вечером французское правительство сделало следующее сообщение. Президент республики выразил готовность признать правительство капитана Вайатта. Президент усомнился в целесообразности для такой великой державы, как Франция, оставаться в дипломатическом карантине более нескольких дней, особенно если учесть современную международную обстановку.

Оставляя за собой право отказаться от признания правительства Вайатта, если не будут выполняться обязательства и торговые соглашения, президент объявил, что он горячо приветствует намерение капитана Вайатта вести корабль великого государства назад к океану судьбы».

Два часа утра. Почему он вернулся домой ночью? Милли Лейвер положила в стиральную машину гораздо больше белья, чем допускалось. Она никак не могла понять, почему эта машина так часто портилась. Такая вещь не должна портиться, тем более что за нее выплачена еще не вся сумма. Когда платежи кончатся, тогда это уже не будет иметь такого значения. Милли хорошо слышала, как муж открыл и закрыл тот ящик комода, прежде чем раздеться и лечь в постель. Да, она это слышала.

Милли включила стиральную машину и прислушалась к шуму мотора… Муж был чем-то обеспокоен сегодня утром — читал газету значительно дольше обычного… Какая-то мысль мелькнула в сознании Милли, и в этот момент стиральная машина, не справившись с непосильным грузом, вдруг утихла и окончательно вышла из строя.

«Ну, конечно, — раздумывала Милли. — Все беспокойства из-за этого, как его зовут… Из-за него Фред вчера вечером и нервничал. А ведь Фред хорошо разбирается в политике. Он одно время даже состоял в каком-то лейбористском союзе. Фред мог бы стать видным политиком. Альф Пирсон тоже состоял в этом союзе. — Милли вспомнила, что Фред и Альф сидели допоздна и, потягивая пиво, беседовали о политике. — Значит, беспокоиться нечего. Видно, Фред не лгал — он был у Альфа и говорил с ним об этом капитане».

Милли присела и, закурив сигарету, задумалась, нужно ли ей идти за покупками.

В вечерних выпусках лондонских газет 25 октября было опубликовано следующее сообщение:

«Полиция расследует обстоятельства нападения на ночного сторожа в здании машиностроительной фирмы «Лудлоу и Ко» в южной части Лондона. Детективы дежурят у постели 59-летнего Джорджа Крабтри, который был ранен, когда попытался задержать двух преступников, проникших в помещение кассы. Представитель фирмы заявил, что в сейфе хранилось не более трехсот фунтов стерлингов. Полиция надеется, что Крабтри вспомнит приметы преступников, когда придет в сознание».

Казалось, он не шел, а скользил по коридорам палаты общин. Его угловатая фигура могла бы послужить образцом для средневековых скульптур. Он был очень похож на инквизитора, но теперь уже никто не поддерживал огня в костре. Бурн был типичным представителем тех специалистов-профессионалов, которые стараются как можно дальше уйти от мира, где их заставляют трудиться. Его считали бесчувственным человеком, хорошим судьей. Вслед за Бейнардом он вошел в кабинет и испытал редкое чувство удивления.

— Садитесь, прошу вас!

Бейнард давно уже ушел, а судья, отказавшись от предложенного ему стула, долго разглядывал находившегося перед ним человека, как бы сомневаясь в правдоподобности увиденного.

— Лорд верховный судья звонил мне сегодня. Он, как мне показалось, восхищен вашей деятельностью.

Слова были холодны и прозвучали как бы издалека. Вайатт не обратил на них никакого внимания и сразу перешел к делу.

— Я пригласил вас, чтобы поговорить о Симпсоне.

— Мне так и сказали. Я дал понять, что не смогу сделать ничего, не соответствующего моему положению члена судебной коллегии, кто бы ни был у власти.