Питер Гринвей - Человек, который похитил королеву и распустил парламент

Из показаний Хардвика, бывшего советника Вайатта по иностранным делам:

«Капитан Вайатт начал обращаться ко мне с предложениями за несколько месяцев до переворота. Это было как раз в период последних общих выборов. Я тогда примыкал к независимым. Насколько помню, на совещании у меня было шесть человек, и среди них он. Нет, он был не в военной форме, а в штатском. Настроение у меня было, естественно, подавленное. Он подошел поговорить со мной, когда остальные ушли, и, надо сказать, произвел на меня исключительное впечатление. Возможно, это объясняется тем, что он, как мне показалось, был очень хорошо информирован о моих политических убеждениях. Я понял, что он знаком с серией моих статей, опубликованных в малоизвестном политическом ежеквартальном журнале… Да-да, как раз эти журналы… Недовольство? Возможно. По крайней мере, я считал, что наша внешняя политика оставляет желать много лучшего, что в свою очередь отражается и на нашем международном авторитете… Простите, но вы же спрашиваете — я отвечаю. Карьеристские мотивы? Нет, не думаю, что в этом можно обвинить кого-либо из тех, кто работал с Вайаттом».

Из показаний Колина Трисена, одного из немногих арестованных районных руководителей, работавшего в машиностроительной фирме на севере страны, в прошлом сослуживца и друга Вайатта:

«Это был необыкновенный человек. Заблуждаться в этом отношении не следует… Я знаю, что говорят о нем теперь. Но ведь это не ново: на человека выливают ушаты грязи после того, как его постигла неудача. Правильно, вы можете делать свои сравнения, а я останусь при своем. Каким бы он ни был и каким бы вы его ни считали, я такой же и поэтому готов понести наказание. Я был рядом с ним с самого начала и поэтому готов следовать тем же путем, что и он, если это необходимо».

Из показаний второго секретаря государственного казначейства Малкольма Модсли в ходе предварительного следствия:

«Разумеется, я продолжал работать, когда он пришел к власти, но ведь то же самое делали тысячи других. Весьма подходящий момент протестовать против незаконного увольнения за участие в политическом выступлении. Вы предпочитаете делать различие между активным и пассивным сотрудничеством? Возможно, некоторые сотрудничали охотнее других, но что мог сделать любой из нас в тех условиях? Каждый хочет жить независимо от того, кто стоит у власти. Если государственная машина рухнет, всем нечего будет есть. Я не вижу оснований выделять меня среди остальных…»

Выдержки из свидетельских показаний генерал-майора Харста, также в ходе предварительного следствия:

«Да, я подчинялся приказам. Незаконным? Возможно. Но, согласитесь, выбора у меня не было. Образ моего мышления и мое настроение? А разве в мирное время солдат должен иметь что-нибудь в этом роде?.. Ну хорошо, хорошо. Я считал, что поскольку никто другой не оказывает особого противодействия, то и мне не следует действовать иначе. Но если бы я даже решил действовать иначе, меня все равно никто не поддержал бы. Конечно, я мог бы уйти в отставку, но разве это дало бы какие-нибудь результаты? Ведь всегда найдется человек, который с удовольствием займет ваше кресло, несмотря на то что оно ему не подходит… Мое мнение о Вайатте? Если это ловушка, то мне бы не хотелось высказывать своего мнения… А что вы, черт возьми, хотите услышать от меня? Хотите, чтобы я сказал, что Вайатт был хорошим руководителем? Что? Думал ли я о нем так? Я же вам сказал: я — солдат…»

Выдержки из заметок главного инспектора Дрю, сделанных им во время предварительного допроса сержанта Дженнингса, ординарца Вайатта:

«Еще с Кореи… да, я знал его как свои пять пальцев, поэтому не уверяйте меня, что он был Адольфом Вторым… Политика? Вот что я скажу тебе, сынок… Когда я начинал, не знал ни одного члена парламента, а когда кончал, понял, что, поскольку это касается нескольких миллионов избирателей, разницы здесь никакой нет… Думаю ли я так?.. Ну что же, продолжайте спрашивать меня… Кто был премьер-министром в тридцать первом? Вы, должно быть, шутите… Его окружение — сущие пустяки… Я же говорю вам, он научил меня многому… А что, если я спрошу вас: как Кини расценивал разделение лейбористов в тридцать втором?.. Ну хорошо, я скажу вам: одна группа хотела кое-что предпринять, потому что это было экономически выгодно; другая группа, которая тоже хотела кое-что предпринять, допускала, что это экономически невыгодно. Таково, мой друг, последнее лейбористское правительство, если говорить о нем в двух словах. Вайатт разъяснил мне все, сказал, что существует что-то лучшее, и этого для меня было достаточно… Знал ли я, что он собирался делать?.. Знал! Я не только знал. Я был в самом центре событий — планировал, координировал действия групп, даже распределял оружие… И вот что я скажу вам — мы, несомненно, вернемся к этому делу…»

Сержант Дженнингс пересек казарменную площадь с большей поспешностью, чем это приличествовало человеку, имеющему три нашивки. Наблюдавший за ним капитан Вайатт улыбнулся, отошел от окна к столу и сел в ожидании появления запыхавшегося рослого сержанта. Он еще раз бросил взгляд на свой запущенный кабинет, в котором вечно стоял какой-то церковный запах. Да, он оставит этот кабинет без малейшего сожаления… Вошел Дженнингс. Вскинув руку под козырек, он широко улыбнулся и рявкнул:

— Привет от полковника!..

— Ради бога, тише, Дженнингс, — перебил его Вайатт, — мы ведь не на параде.

— Слушаюсь, сэр, — уже значительно тише продолжал Дженнингс. — Я насчет транспорта, сэр.

— Просьба удовлетворена.

— А как вы узнали об этом, сэр? — удивился Дженнингс.

— Во-первых, по вашему восторженному лицу…

— А-а, — пробормотал Дженнингс разочарованно.

— А во-вторых, я только что звонил ему.

— О-о, — промычал Дженнингс.

— Ничего, ничего, Дженнингс, — продолжил Вайатт примирительно. — Я хотел убедиться в его реакции. Он заявил мне примерно следующее: «Я сказал вашему сержанту, Вайатт, что вы можете взять все, что хотите, но чтобы все было на месте к общему осмотру в восемь ноль-ноль в четверг, и желаю вам удачи».

— Желает удачи?! — с ужасом воскликнул Дженнингс.

— Такая недоверчивость ни к чему хорошему не приведет, Дженнингс.

— Не могу не удивляться, сэр. Знаю, что вы сделали многое из того, что я считал невозможным, но получить транспорт и людей от полковника Блакера, да еще с его благословением. — Внезапно Дженнингс замолчал. Потом, обдумав что-то, продолжил: — Позвольте, позвольте… Неужели полковник участвует в этом?

— Ну что же, — с улыбкой заметил Вайатт, — если вы предпочтете…

— Я хотел только спросить, неужели он?.. Улыбка на лице Вайатта исчезла.

— Дженнингс, я держал вас и всех остальных в курсе всех дел, за исключением этого. Полковник знает, что мы собираемся сделать. Я сказал ему. Не могу сейчас объяснить, почему он помогает нам. Могу сказать только одно: он единственный человек вне нашей организации, которому я доверяю.