Питер Гринвей - Человек, который похитил королеву и распустил парламент

— Политические вопросы тоже обсуждали?

— Естественно.

— Надо полагать, дискуссии на эту тему организовывал Вайатт?

— Да, капитан Вайатт.

— Подрывной характер проповедей, по-видимому, требовал от Вайатта известной осторожности в этих беседах, не так ли?

— Он не скрывал своих убеждений.

— А не рискованно ли это было?

— Может быть, и рискованно, но это уж его дело. Капитан знал, что делал.

— Итак, Вайатт избрал своим предметом политику и рассказывал о своих взглядах всем без исключения?

— Капитан говорил о текущих событиях, а обсуждая их, невозможно не говорить о политике, так ведь? Я хочу сказать, что они охватывают многое.

Прокурор усмехнулся вслед за судьями, чтобы показать, что он тоже человек. Допрашиваемый солдат обнаруживал признаки образованности, явно не соответствующие его званию и бывшей профессии.

— Итак, Джексон, — продолжал прокурор, — поговорим об этих дискуссиях…

Это было неплохое время. Они собирались один или два раза в неделю, во второй половине дня, в комнате отдыха военно-торговой службы ВМС, сухопутных войск и ВВС. Большей частью беседы носили общий характер. Беседовали на такие темы, как «Прорыв наших войск под Эль-Аламейном», «Война в джунглях Бирмы» и тому подобное. Типичные военные темы. Большинство солдат, по крайней мере внешне, проявляли интерес к беседам, некоторые из них даже делали заметки в своих тетрадях, но часто их записи почему-то напоминали скорее обнаженных женщин, чем тактические схемы, которые рисовали на доске.

Вайатт проводил эти беседы с явным удовольствием. Он решительно входил в комнату, сопровождаемый Дженнингсом, который щеголевато становился по стойке «смирно» и оставался в таком положении в течение всего собеседования. Свои речи капитан произносил, находясь в постоянном движении. Он размеренными шагами ходил по комнате, не останавливая ни на ком своего взгляда, но в то же время внимательно наблюдая за каждым слушателем и оставаясь отделенным от них какой-то невидимой преградой. Солдаты невольно вынуждены были смотреть, как он без устали расхаживал по комнате, словно рисуя на полу невидимый узор из следов. А из его уст тем временем лились слова, слова, идеи — жестокие, новые, революционные. Солдаты вынуждены были слушать его, потому что они следили за его движениями, а слушая, вынуждены были и думать.

— Я полагаю, сегодня было бы полезно, — начинал Вайатт, — остановиться на той роли, которую играет классовое различие в обществе, претендующем на изжитие этого понятия, в то время как на самом деле такое различие существует и частные лица извлекают из него пользу с таким же чувством стыдливого удовлетворения, с каким юноши получают удовлетворение, занимаясь онанизмом.

Один или два новобранца заметно краснели, но зато Вайатт уже завоевывал стопроцентное внимание аудитории.

— Итак, — продолжал он, — я заявляю, что классовое различие никогда еще не было столь большим, как в настоящее время. Есть ли желающие возразить мне?

Несколько солдат улыбались и смотрели на капрала Данвуда — «казарменного адвоката», ветерана Нормандии, Кореи, участника многих соревнований по боксу в казарме и в округе. Он был давнишним партнером Вайатта по тренировке в спортивном зале. Капрал выдвинул свою большую челюсть вперед, и слушатели, предвкушая удовольствие, откинулись на спинки стульев. Как и всегда, Данвуд заговорил с поразительной уверенностью в себе:

— Да, сэр. Это различие, как и птица дронт, не существует. У нас есть правительство, которое намерено решительно покончить с такого рода вещами. К тому же и общественное мнение в нашей стране категорически против классового различия. Сейчас у нас куда больше равных возможностей, чем тогда, когда я был мальчишкой.

Данвуд осмотрелся: ни один человек не возражал. Наоборот, слабые возгласы одобрения. Самодовольно улыбнувшись, с еще большей уверенностью, но в очень сдержанных тонах он продолжал:

— Вам нелегко, сэр, будет доказать обратное. Вайатт, казалось, обдумывал свой ответ. На самом же деле он думал, о том, как легко солдаты воспринимали консервированные идеи, не пытаясь даже заглянуть в консервные банки.

— Сколько у вас детей, капрал? — спросил он наконец.

— Я полагаю, вы знаете, сэр. Два мальчика.

— Способные?

— Оба получают высшие оценки.

— Хорошо. Возможно, даже пойдут учиться в университет?

— Надеюсь, что пойдут.

— А почему вы не послали их в Итонский колледж?

— Мне это было не по средствам.

— А где же тогда равные возможности?

— Да, но…

— А почему, по-вашему, обучение в Итонском колледже и в подобных ему учебных заведениях стоит так дорого?

— Потому что это хорошие учебные заведения.

— То есть, вы хотите сказать, что они дают лучшее образование, чем средняя школа без преподавания классических языков или средняя классическая школа?

— Нет!

— Как же нет! Богатые родители не так уж глупы, чтобы выбрасывать огромные деньги на образование своих детей, если то же самое образование можно получить бесплатно.

Данвуд начал бормотать что-то несвязное, но Вайатт продолжил атаку:

— Дороговизна, капрал, влечет за собой исключительность. В конечном итоге при отсутствии денег ваши способности остаются только способностями, а при наличии таковых вы получаете возможности. Сегодня это так же справедливо, как было справедливо вчера. Выдающиеся способности не помогут вашим сыновьям занять высокое положение в жизни, потому что при существующей системе происходит беспощадный отбор. Иначе и не может быть, потому что тогда не будет и самой системы, являющейся тайной камерой бессмертия во всей пирамиде.

— Пирамиде? — удивился сбитый с толку капрал. Вайатт не обратил внимания на его вопрос и продолжал:

— Если бы вас представили королеве, что бы вы стали делать, капрал?

— Встал бы по стойке «смирно» и взял под козырек, — не колеблясь, ответил Данвуд.

— Почему вы поступили бы именно так?

— Почему? Гм… потому что она женщина…

— А вы что, всегда встаете по стойке «смирно» и берете под козырек, когда к вам обращается, например, ваша жена?

Взрыв смеха заглушил ответ Данвуда. Даже Дженнингс нарушил стойку «смирно» и позволил себе улыбнуться.

— Но здесь простое уважение, сэр, — попробовал вмешаться рядовой Джонс.

— Уважение — это нечто такое, что следует заслужить, — возразил Вайатт. — Вы же не оказываете уважение каждому Тому, Дику и Гарри, которых вам случается встречать. Почему же вдруг необходимо оказывать уважение тому, кого вы не знаете, и не оказывать его тому, кого вы знаете?

— Потому что она королева, — снова вмешался Данвуд.

— Ну и что же что она королева? Данвуд снова не знал, что сказать.