Пьер Реми - Бессмертный город

— В сущности, Возрождение меня угнетает: излишняя красота, излишняя уверенность в своей силе. Даже Анджелико [59] Анджелико (Гвидо ди Пьетро, часто называемый Фра Анджели­ко, 1400 — 1455) — итальянский художник, представитель флорентийской школы живописи. и тот при всем своем смирении празднует победу. Он верит. Гораздо больше меня трогает маньеризм с его неуверенностью, потребностью преодолеть условные символы веры, чтобы одурманить с помощью видимостей, которые он для себя придумывает. Вы должны побывать у меня. Я покажу вам коллекцию, собранную до меня поколениями Грегорио; это единственное из обременительного наследства, на что я претендую сполна!

Жюльену пришло в голову, что Валерио так ни разу и не пригласил его не то что во дворец Грегорио, но даже просто к себе. До сих пор он этому не удивлялся, что само по себе уже было удивительно. К тому же слишком благостный настрой друга внезапно рассердил Жюльена. Не долго думая, он бросил:

— Так пошли сейчас.

— Почему бы и нет? — ни секунды не раздумывая, ответил Валерио.

Мод тут же забеспокоилась. Возбуждение Валерио нарастало, и Жюльену подумалось, что в веселости друга есть нечто искусственное. Часов в одиннадцать вечера они вышли из квартиры Мод и пошли по мосту Святого Креста. Под ними чернели воды реки. На мосту пьяные иностранцы забавлялись тем, что, как мяч, бросали друг другу сумку смеющейся девицы. Вскоре они поравнялись с дворцом Саррокка, где одиноко светилось окно г-на Бужю. Дворец Грегорио был целиком погружен во тьму.

Валерио достал из кармана ключ, не менее старинный, чем сам дворец; размеры ключа, скрип, производимый им в замке, — во всем этом было нечто театральное и неестественное, как и в веселости Валерио, которая, впрочем, проходила.

Войдя во дворец, Валерио приложил палец к губам, призывая к тишине. Затем нащупал выключатель. Казалось, он плохо ориентируется здесь. Когда слабый свет электрической лампочки осветил наконец огромный, вымощенный плитами вестибюль, Жюльен, к своему удивлению, обнаружил, что здесь собраны в беспорядке большинство статуй антиквара Масканиуса, ранее загромождавших целый этаж дворца Саррокка. Валерио повел друзей к величественной лестнице в левом углу вестибюля.

Поднявшись на следующей этаж, они оказались перед дверью, также запертой на ключ. Когда Валерио совладал и с ней, они вступили в галерею, где в начале XVII века разместилась коллекция рода Грегорио, одна из самых знаменитых в Н. Жюльен не раз по ночам видел за окнами этого длинного зала силуэт, который он принимал за силуэт своего друга.

Валерио не стал включать свет. Возможно, он хотел сыграть на эффекте неожиданности, возникающем при виде картин, одна за другой выступающих из темноты в неровном свете огромного фонаря, который он поставил на scagliola [60] Столешницу (шпал.). '. . Основную часть коллекции составляли маньеристские и барочные полотна. Джорджо Амири собирал подобные вещи из желания бросить вызов, Валерио Грегорио хранил их в согласии с семейной традицией. Но оба отвергали ренессансное равновесие, выражавшее суть царящего в Н. порядка.

Как и в небольших музеях, где они побывали вместе, здесь было много Саломей, Юдифей, Магдалин. Но на сей раз Валерио не брался объяснять невинное тщеславие, расчетливую жестокость или экстатичное самобичевание. Он молча шел впереди и освещал каждое полотно. В отличие от картин Возрождения из больших музеев, на которых святые вплоть до самых великих мучеников дышали здоровьем, какое дает живописи и ее героям непоколебимая вера, плоть этих женщин, написанных в конце XVI — XVII веке, отличалась бледностью — мертвенной, нездоровой, то с зеленоватым, то с фиолетовым оттенком. Даже самые пышные тела несли в себе нечто болезненное. Все героини были безжизненны. Возможно, повинен в том был поздний час, неверный свет фонаря, направленный на этих тревожащих душу персонажей; Жюльену все больше становилось не по себе. Однако, вернувшись некоторое время спустя в один крупный музей и пройдя по первому этажу, где были выставлены сверкающие при свете дня шедевры XVI века и всего Возрождения, Жюльен попал затем на второй этаж, куда редко заходили посетители, и увидел там такую же сумрачную и безжизненную живопись, что и во дворце Грегорио.

В галерее Анна ни на шаг не отходила от Валерио. За ними рядом с Жюльеном шла обеспокоенная Мод. Когда они вернулись в вестибюль, Жюльен поднял голову и в лестничном проеме на самом верхнем этаже заметил чью-то фигуру. Он был уверен, что Виолетта Грегорио наблюдает за ними.

Они вышли на улицу; проститутка, как обычно дежурившая под балконом дворца Саррокка, подмигнула Валерио, тот, не смущаясь, ответил ей тем же, потом взял Мод под руку, и они скрылись из виду.

Жюльен с Анной молча вернулись на площадь Свечных мастеров. Анна понимала, что им не о чем говорить. Наспех поцеловавшись, они уснули рядом, как брат и сестра. Когда на следующий день ее поезд тронулся, она еще держала его за руку, но он уже испытывал чувство огромного облегчения: он вновь был полноправным жителем Н., Анна вторглась в ту жизнь, которую он себе создал, ее отъезд все возвращал на свои места.

Весна была в разгаре: пошли новые праздники, балы.

Одно событие нарушило спокойствие Жюльена и в то же время усилило в нем ощущение того, что он в Н. — как у себя дома. Министерство иностранных дел уведомило его, что премьер-министр прибудет в Н. с частным визитом.

Телеграмма с этим известием привела консульство в полное замешательство, вслед за тем позвонил Депен, специалист по личным делам своего шефа. Со времени отъезда из Парижа Жюльен так с ним ни разу и не виделся и даже не разговаривал по телефону. В голосе Депена чувствовалось расположение. Он объяснил, что глава правительства доволен тем, как подвигаются у консула дела, и может лишь поздравить себя с теми отношениями, которые сложились у города с новым представителем Франции, а значит, и с самой Францией. В минуту ностальгии по юности и жизни в Н. он выразил намерение побывать там. Таким образом, Депен самолично возглавит делегацию, на которую возложена организация поездки.

Жюльен испытал определенную гордость: каким бы скромным ни был занимаемый им пост, труды его были оценены. М-ль Декормон поздравила и его и себя с тем, каких похвал удостоился ее шеф из уст высокопоставленного доверенного лица, и оба стали спокойно дожидаться приезда делегации.

Тем не менее одна фраза старой девы должна была бы пробудить любопытство консула. Она обмолвилась о «кардинальских покоях», которые следовало подготовить к приезду. Жюльен знал, что так именовались помещения дворца Саррокка, расположенные на том же этаже, что и консульство, но по другую сторону галереи. Он ограничился тем, что одобрил ее предложение, и забыл об этом.