Энцо Руссо - Логово горностаев. Принудительное поселение

«Я была в Калетте и нашла нетронутым все, что мы там оставили в последний раз», — загадочно писала Джулия.

Барон улыбнулся. Оставили они там страстные поцелуи с привкусом соленой морской воды и нежнейшие объятия на песчаном берегу, мягком, словно двуспальная кровать. Песчинки, щекоча кожу, пробуждали еще более сильную страсть. Какое блаженство: точно ты попал в райские сады.

Дон Джузеппе вздохнул. О, как давно это все было. Увы, теперь компанию ему составляли дон Тарчизио, вдова Косма да девушка Лаурета, которую он, вероятно, больше не увидит, после того как она принесла ему последнее письмо от Коллорини. Тот извинялся, что не обошлось без трупа, но его компаньон внезапно увидел сторожа. Разве синьор Паломбелла не обещал, что на это время им никто не будет мешать? Впрочем, все остальное прошло как нельзя лучше, включая и переброску груза на канадскую лодку за пределами территориальных вод. Таможенная охрана ничего не заметила. Хвала синьору Паломбелле, сумевшему ловко отвлечь внимание.

Барон с трудом удержался от смеха. О времена, о нравы! Филиппика его любимого Цицерона двухтысячелетней давности осталась вполне актуальной, и времена так и не изменились. Все настолько верили в продажность власть имущих и испорченность нравов, что даже случай казался им заранее оплаченным сговором. Впрочем, ничего отрицать он не стал. А легкая улыбка Барона убедила Лаурету, что именно благодаря ему доставка товара прошла так удачно. Она сочла нужным выразить от себя лично благодарность человеку, который столь умело нейтрализовал возможных врагов. Барон ответил ей легкой, едва заметной ухмылкой. Еще бы им не благодарить его! Ведь шуточка с Вичепополо заставила броситься за этим подонком в погоню целую стаю гончих, а тем временем они потеряли след настоящей дичи. Они даже добрались и до двух его комнатушек в Фиа, что лишний раз показало — осторожность никогда не помешает, и он не зря, просмотрев оба каталога музея, немедленно их сжег.

«Сотрудничество оказалось в высшей степени плодотворным», — писал Коллорини. Может, у синьора Паломбеллы есть знакомства и в Национальной галерее? Один его клиент буквально влюбился в картину Брейгеля. На этот раз Барон открыто засмеялся. Стоит воспользоваться удобным случаем — и тебя уже принимают за святого Януария! Всему свое время, не так ли?

Он распрощался с Лауретой, туманно пообещав ей в будущем предпринять кое-что, едва такая возможность представится. И сказал он это с важностью банкира, который советует вложить деньги в дело, проявив, однако, осторожность. Пока хватит и Нумизматического музея. Скуку на время удалось разогнать. Барон совсем недолго думал и о том, что ему перепала огромная сумма после ограбления музея, этого всенародного достояния, и о гибели человека, единственному сыну которого он тринадцать лет тому назад стал крестным отцом. Тогда Феличе Шиельцо, положив новорожденного на руки Барона, пожелал первенцу стать хитрым, смелым и (почему бы и нет?) жуликоватым, как и сам крестный отец. А он прямо в церкви торжественно пообещал защищать мальчугана. Сейчас Паломбелла с досадой отбросил ненужные угрызения совести и особой жалости к погибшему не испытал. Он поможет его семье деньгами, а заранее все предусмотреть и продумать невозможно. Дон Джузеппе не думал больше о звериной ярости Дядюшки Нтони. Пожалев, что Антонио Вичепополо пробыл в тюрьме так мало, Барон рассчитывал на сокрушительность удара, нанесенного репутации этого гнусного типа. Местную мафию Барон знал хорошо — для престижа босса куда менее опасны три года ссылки вместо пожизненного заключения, чего он избежал благодаря своей ловкости и могущественным связям, чем три дня тюрьмы. Да вдобавок и за решетку-то Дядюшка Нтони угодил, словно глупая рыбешка в сеть, из-за преступления, которого он не совершал, и Барон начинал вздрагивать от смеха при мысли, какие проклятия обрушил гневливый и желчный Дядюшка Нтони за своих помощников, адъютантов и даже жалких «шестерок». Повеселился, однако, и будет. Скоро приедет Джулия.

Он сложил письмо пополам и спрятал его во внутренний карман. Пошел закрыть окно, но застыл на месте, заслышав шум шагов, дробных, торопливых. Вдова Косма ходила медленно, а уж после своего падения и вовсе волочила ноги, с трудом одолевая ступеньку за ступенькой. А тут кто-то поднимался по лестнице чуть ли не бегом.

Барон сунул правую руку в карман брюк. Сжал пальцами деревянную рукоятку маленького складного ножа и машинально распахнул дверь, чтобы застать визитера врасплох. Лаурета чуть не упала в его объятия. В руке она сжимала, словно щит, какую-то газету. Проскрипела ему в лицо:

— Видели? Схватили Стефано!

Он выхватил из ее рук «Гадзеттино». В глаза сразу бросился заголовок в целых три колонки:

«Блестящая операция Оперативного отдела полиции Виченцы. В одной из квартир богатого дома на окраине Виченцы сегодня ночью арестован опасный преступник Стефано Коллорини…»

Читая газету, дон Джузеппе заметил, что Лаурета неотрывно на него смотрит. Он кожей ощущал ее пристальный, жуткий взгляд. И резко, грубо обратился к ней:

— Какого черта вы примчались сюда! Ведь это же верх неосторожности!

— Я пришла сказать тебе: вызволи его из тюрьмы!

Он молча поглядел на нее, не веря своим глазам.

— Ты знаешь нужных людей. Ты должен его освободить. Разве ты не обещал ему? Сразу как только с ним познакомился. Сказал, если что-то не заладится в деле с музеем…

«О боже, да она свихнулась! Хочет быть беспощадной бандиткой, а в решающий момент начинает метаться, как испуганная гусыня».

— Слушай, да повнимательнее, — процедил он сквозь зубы. — История с музеем закончилась, и к тому же удачно. У полиции были давние счеты с Коллорини. Вот за это он и должен держать ответ. Никому и в голову не приходит обвинять его в ограблении музея, и ему лучше об этом молчать!

Его внимание привлек шелест у распахнутой двери — облокотившись о косяк, Мариза Косма смотрела на них с немым испугом. Он подошел к вдове, вежливо выпроводил ее на лестничную площадку и плотно закрыл дверь на ключ.

— Если ты не поможешь вытащить Стефано из тюрьмы, я сама расскажу полицейским о твоем фокусе с монетами.

Возбуждение исказило ее лицо, и лисьи, едва не сходящиеся у переносицы глазки следили за каждым его движением и жестом. Но дон Джузеппе, закованный в броню мнимого спокойствия, ничем не выдавал своих чувств.

— Если не ошибаюсь, это шантаж, — с упреком в голосе сказал он. — А против шантажа, дорогая моя, любые средства защиты хороши. В том числе и контршантаж. К тому же убийство сторожа музея больше всего может повредить самому Коллорини.

— Стефано никого не убивал.