Аркан Карив - Операция 'Кеннеди'

Некоторые вещи пришлось изменить — они явно не канали в ивритском варианте. Так, например, мягко говоря, малоизвестного израильтянам Миклухо-Маклая я без сожаления заменил на Марко Поло, тем более что последний больше соответствовал месту действия. Хотел было заменить Штирлица на Полларда, но тогда пришлось бы выкидывать приведенную Матвеем там же программную цитату "подождите, партайгеноссе, я перемотаю пленку", а мне ее стало жалко. Цитату из Бродского я тоже оставил: какого черта, в конце концов! Лауреат Нобелевской премии. Не знают — их проблемы.

В девять позвонила Алина, обрадовалась, что я дома, и попросила разрешения прийти "хотя бы на чуть-чуть". Я подумал, что неплохо бы мне сделать на часок перерыв, и разрешил. Повесив трубку, я пошел принимать душ.

Я уже закончил мыться и начал растираться полотенцем, когда услышал, как открылась входная дверь.

— Илья, ты где?! — испуганно позвала Алина.

Я крикнул ей, что в ванной, скоро выйду. Потом я услышал, что Алина включила телевизор. По одним только доносящимся из-за стены звукам я догадался, что государственный канал опять крутит документальный фильм о жизненном пути покойного премьера. После всего, что я узнал из статьи Матвея, я больше не желал подставлять уши под патоку лживого официоза. "Выруби это дерьмо!" — заорал я Алине. Звуки за стенкой немедленно прекратились. Успокоившись, я накинул халат и вышел из ванной.

— Ты чего так раскричался? — спросила Алина.

— Извини, нервы стали ни к черту.

— Понимаю... — Алина забралась в кресло с ногами и откинула волосы со лба. — Послушай, я раньше как-то не обращала внимания, а сейчас стала смотреть этот ролик в которой уже раз, и вдруг подумала: а почему его сын на похоронах был чисто выбрит? Ведь, по иудаизму, вроде бы, не положено?

— Потому же, почему премьера хоронили в гробу, а не в саване, как положено по еврейскому обряду... Помнишь рассказ Бабеля "Конец богадельни"? Старички зарабатывали тем, что сдавали внаем один-единственный гроб. "В дубовом ящике покойник отстаивался у себя дома и на панихиде; в могилу же его сваливали облаченным в саван". А потом немцы убили в бою коменданта гарнизона Герша Луговского, и товарищи приказали положить его в могилу в гробу...

— Как ты все помнишь!

— Я помню наизусть трех авторов: Бабеля, Довлатова и Кибирова.

— Но ты мне все равно не объяснил. Почему семья премьера не хоронила его по еврейскому обычаю?

— Да потому что они атеисты пальмахной закваски, вот почему!

Мы попили чаю, и я, скрепя сердце, отправил Алину обратно домой. Переводить я закончил под утро. Проспав мертвым сном три часа, я со страшным трудом разлепил глаза в начале восьмого, влез в так и не постиранную форму, запихнул в вещмешок распечатку статьи и дискету, подхватил М16 и поехал в Тель-Авив встречаться с редактором "Мевасера" Шайке Алоном.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

Лица человека за рулем новенького опеля "корса" цвета металлик было практически не видно: оно было скрыто тенью от щитка под ветровым стеклом. Улица Ривлина после полуночи практически не освещалась. Света двух рахитичных фонарей, установленных в разных концах этой улицы еще в те времена, когда Меир Дизенгофф был городским головой в Тель-Авиве, едва хватало на то, чтобы отвоевать у чернильной темноты два сизых пятна на асфальте. А большего обитателям этой улицы никогда и не требовалось, ибо в квартале престарелых "йеким" — выходцев из Германии, сохранивших чинный распорядок жизни с самого приезда в Палестину в середине тридцатых, никому бы в голову не пришло возвращаться домой позже полуночи, после того как гасли большие лампионы на соседней улице Бограшов..

Опель "корса" остановился у подъезда дома номер одиннадцать, прямо напротив медного щитка с надписью "Киностудия Куф & Куф". Вернер вылез из машины, все время оглядываясь вокруг, пытаясь разглядеть в темноте любой признак подозрительного движения или постороннего присутствия. Уверившись — совершенно, впрочем, ошибочно — в том, что за ним не следят, он толкнул скрипучую калитку рядом с вывеской киностудии, и по каменной дорожке, делящей надвое черный палисадник, торопливо добрался до единственного в доме номер 11 подъезда. Киностудия занимала весь подвал, а ключ хранился здесь же, позади электрического щита, слева от бронированной двери. Вернер нашарил ключ, вымазав кончики пальцев бурой пылью, открыл дверь, вошел и спешно запер ее за собой.

В помещении киностудии было еще темнее, чем в подъезде, и глаза вошедшего отказывались привыкнуть к этой сплошной черноте. Постояв с минуту возле самой двери, Вернер неохотно зажег свет. Трескучие неоновые лампы под потолком осветили облупившуюся краску на стенах прихожей и несколько стеклянных дверей, ведущих в смежные студийные помещения. Не теряя больше времени, он толкнул ту из дверей, которая была к нему ближе всего, прошел в аппаратный зал и уселся на крутящемся стуле перед дисплеем одного из студийных компьютеров. Вернер достал из глубокого бокового кармана своего бумазейного плаща любительскую видеокассету Video8, отыскал на передней панели компьютера ячейку нужных размеров и вставил туда кассету, надавив пальцами на ее торец.

С равномерным жужжанием кассета ушла в предназначенный для нее вход. Зажглись два дисплея над главным пультом компьютера, и сразу на них возникла одна и та же сцена: на правом экране — в черно-белом изображении, на левом — в полном цвете. Паркинг, охрана, правительственный лимузин... Не глядя на экраны, Вернер набрал команду Rendering на клавиатуре компьютера. "Вставьте оптический диск", — зажглась надпись в небольшом жидкокристаллическом окошке над клавиатурой. "Уже вставлен", — пробормотал Вернер, досадуя на глупую машину, и нажал на Enter. Раздался щелчок, потом заурчал по-кошачьи оптический дисковод, переваривая вставленный диск. В нижней строке обоих экранов зажглись таймеры, отсчитывая время записи. Вернер откинулся на спинку вертящегося стула, достал сигарету и прикусил фильтр, не закуривая. Его длинные анемичные пальцы барабанили по кромке стола. Нервы, подумал Вернер, нервы сдают. Когда это кончится, надо куда-нибудь уехать подальше. На работу не вернусь, квартиру отпишу сестре...

Кончилось быстрее, чем он ожидал. Обернувшись на непонятные звуки из передней, Вернер увидел силуэты людей в темной раме входной двери. Он успел разглядеть направленное на него дуло "беретты", а потом раздался выстрел. И сразу же где-то вдалеке послышался надрывный вой полицейской сирены.

Шайке (урожденный Иешаягу) Алон занял пост главного редактора газеты "Мевасер" довольно неожиданно, в том числе и для него самого. Случилось это вскоре после того, как финансовая группа Мердока, решив закончить свою неудачную трехлетнюю эпопею на рынке израильской прессы, продала газету обратно в местные руки. Покупателем выступил мультимиллионер Юсуф Мавроди, тунисский еврей, сделавший в свое время головокружительную карьеру в израильских спецслужбах, а затем использовавший накопленные за время работы связи для открытия собственной лавочки по продаже израильского оружия диктаторским режимам Центральной Африки и Латинской Америки. Своих денег в это дело он не вкладывал, а выступал посредником между небедными заморскими покупателями и собственными приятелями из директората израильской оборонки. Предприятие Мавроди в первые же годы существования принесло своему владельцу неслыханные барыши, ибо комиссии взимались с обеих сторон, причем львиная их доля, поступавшая из-за границы, никак не отражалась в налоговых ведомостях.