Максим Теплый - Архив шевалье

Каленин резко обернулся и остолбенел: прямо возле него стоял, покачиваясь, Гаврилыч. Проводник держался руками за голову и причитал:

– Не надо мне было пить. Понимаешь, такое дело… Меня с рюмки сносит. Говорил же я товарищу Куприну. А он – «пей-пей!».

Гаврилыч поднял седую растрепанную голову и удивленно спросил:

– А откуда народ взялся? Я же вроде проход перекрыл, чтобы не ходили зря? Вы кто? – обратился он к Якобсену.

Якобсен неожиданно распахнул широкий плащ, в который был одет, и вытащил из-за пояса толстенную черную папку.

– Вот! Смотрите! – Он победоносно помахал ею. – Сколько до границы?

Гаврилыч неуверенно двинул рукой, добрался до часов и замахал руками.

– А ну-ка давайте, товарищи, по своим вагонам. Все уже! Время! Сейчас последняя остановка, потом через пять минут граница. И уберите вы свою игрушку! – Он ткнул в арбалет. – Я понимаю, что эта штука не настоящая, для детей, но это вы пограничникам не объясните. Нельзя такие вещи с собой в поезд брать. И махать ими не надо!.. Ну-ка расходитесь по своим местам.

Якобсен, не обращая внимания на призывы проводника, швырнул папку на стол и, зажав арбалет между коленями, стал лихорадочно рыться в ее содержимом. Наконец он нашел то, что искал.

– Вот! – завопил он. – Вот ваш портрет, Мессер! Это вы! Это – до операции. А вот вы после… Похож?

– Близко ничего похожего нет, – спокойно парировал Мессер. – Фальшивка. Я давно понял, что рисунки сорок пятого года – это подлинные изображения, а так называемые послеоперационные – подделка! То есть, к примеру, вот этот портрет, – он взял со стола рисунок, – это действительно некто Мессер – возможно, даже военный преступник. А второй портрет – фантазия на вольную тему, злая шутка покойного доктора! Не было никаких пластических операций! Не было! Ясно?! Придумал он все, ваш доктор! Он грязный шантажист! Вместе со своей женой…

Якобсен в растерянности переводил взгляд с Каленина на Мессера и обратно.

– Что за бред?! – наконец проговорил он. – А впрочем, здесь не место для выяснения всех деталей. Объяснения вы, Мессер, будете давать в другом месте. В полиции! А ну-ка встать!

Мессер даже не шевельнулся на окрик.

– А вот, кстати, и Лука, – улыбнулся он.

От этих слов Якобсен нелепо дернулся, юлой крутанулся вокруг себя и тут же непроизвольно открыл рот. Он несколько секунд пытался совладать с непослушной челюстью и наконец выдохнул:

– Как же так?! Я же явственно видел… Я наставил на него арбалет, и он спрыгнул с поезда…

Лука безмятежно пожал плечами и сказал по-русски, с заметным прибалтийским акцентом:

– Пора, Арнольд Янович! Скоро последняя остановка… Мы границу пересекать не можем. Документов на въезд в Польшу у нас нет…

– А с бумагами этими что делать будем? – Мессер кивнул на папку, лежащую на столе. – Может, оставим им? Пусть делают что хотят…

– Ну уж нет! Не для того я полгода бегаю за этими картинками, чтобы они и дальше жизнь честным людям отравляли. Бумаги я заберу!

Он шагнул в купе, и в этот момент послышался странный звук: «п-ц-ц-пах», – будто бы стакан лопнул от неловко налитого кипятка. Гигант охнул и присел, с удивлением разглядывая свою ладонь, из которой торчала металлическая арбалетная стрела.

Между тем профессор ловко загнал в арбалет вторую стрелу, перекинул рычаг, натягивающий тетиву, и буднично, так, будто ему сто раз на дню приходилось стрелять в человека, сказал, обращаясь к Мессеру:

– Следующая стрела пробьет ему колено… Третья – ваша!

На лице старца не дрогнул ни один мускул.

– Неужели и в меня выстрелите? – почти с восхищением спросил он.

– Обязательно! – огрызнулся Якобсен. – А ну – выходите из купе!!!

Он сделал шаг назад, освобождая проход, и показал своим оружием направление, куда приглашал Мессера и Луку.

Между тем Лука оправился от болевого шока. Не меняясь в лице, он одним рывком вытащил стрелу из ладони. Кровь брызнула во все стороны, но он, казалось, не обращал на это никакого внимания и, зажав рану рукавом плаща, вопросительно смотрел на Мессера. Впечатление было такое, что, если тот шевельнет бровью, Лука кинется на Якобсена и никакая стрела его уже не остановит.

В этот момент поезд стал заметно замедлять ход.

– Да что же это такое?! – раздался взволнованный голос проводника. Гаврилыч уже успел привести себя в порядок и, несмотря на помятое лицо, был полон решимости выполнить свои служебные обязанности. – Господа-товарищи! Немедленно вернитесь на свои места! У меня только два пассажира в вагоне! Всех остальных прошу выйти!

Мессер наконец поднялся и решительно двинулся прямо на профессора. Тот попятился, направляя арбалет Мессеру в живот, но что-то в его лице говорило, что выстрелить он все же не решится.

– Ладно! – примирительно произнес Мессер. – Не надо крови. Коли архив вам так дорог, забирайте. Этим бумажкам красная цена – три рубля в базарный день! – блеснул он знанием классических русских выражений. – А вы, профессор, беднягу Луку из-за них покалечили… Пошли…

Якобсен, еще не очень веря в победу, заметался, не зная, то ли сопровождать к выходу своих противников, то ли хватать папку. Наконец он принял решение и крикнул:

– Мистер Каленин! Бумаги оставляю вам! Сделайте так, чтобы они попали куда следует, как мы договорились. И скажите, что это от профессора Якобсена. Это я спас архив для истории… Пусть не забудут! Рот фронт!!!

Напоследок профессор вскинул вверх свой костистый, крепко сжатый кулак и выпрыгнул вслед за Мессером и Лукой на перрон…

Через несколько минут в вагоне появились немецкие пограничники, которые проверили документы Каленина, а потом принялись будить Куприна, обещая ссадить его с поезда, если он не придет в себя. И только появление на свет дипломатического паспорта, который Каленин извлек из кармана спящего куратора, частично сгладило проблему. Пограничники пригласили Каленина в купе проводника и прочли ему лекцию о правилах хорошего тона при пересечении границы. Они не без злорадства заметили, что пьяного русского, защищенного дипломатической неприкосновенностью, конечно же, из Германии выпустят. Но вот примут ли его в таком виде поляки – это большой вопрос.

До появления польских пограничников и таможенной службы Каленин успел вылить на голову Куприна пару бутылок воды. Он яростно тер ему уши, а тот в ответ охотно мычал, но не просыпался. Наконец он открыл мутные глаза и возмущенно пробормотал:

– Ну хватит уже… Больно… Что за ерунда?! Зачем вы водой?… Где мы?…

…Польские таможенники проявили вызывающую настойчивость в проверке багажа Каленина, тщательно осмотрев все сумки и чемоданы. Но особое внимание они уделили видавшему виды чемодану Куприна.