Нина Пушкова - Эликсир бессмертия

Патрикеев угодливо закивал головой.

— И я так считаю, Александр Александрович! На ферме ветеринар мне подтвердил: ваша сыворотка, если вводить её кроликам, продлевает им жизнь!

Об этом Богомолец уже знал. Знал и о том, что сыворотку опробовали на больных раком. И это тоже дало положительные результаты. Успешное использование живительной сыворотки, безусловно, радовало. Но сыворотка — не панацея. И цель Хозяин ставил перед ним другую — продление активной полноценной жизни. А здесь до прорыва было ещё далеко.

Киев. Июль 1946 года

В последние полгода, тайно работая в одиночку, Александр Александрович заметно продвинулся в своих исследованиях, однако результаты ото всех скрывал. В сравнении с тем, чего он мог достичь в ближайшие полгода-год, сыворотка и рядом не стояла. Ещё несколько месяцев работы — и действительно может появиться препарат долголетия, давно обещанный вождю.

Академика буквально распирало от гордости, когда он думал о результатах своих тайных исследований. Однако рядом с этим чувством в душе жил неискоренимый страх. Да, Александр Александрович был на подходе к великому открытию, которое, возможно, перевернёт жизнь на планете. Но есть ли у него этот год? А вдруг Сталину надоест ждать? Он уже давно проявлял признаки нетерпения. Или — ещё хуже — вдруг эксперименты закончатся неудачей?!

Богомолец вспомнил, как ещё до войны боролся за восстановление половой функции Сталина. В 1930-е годы, уже после ухода из жизни супруги Надежды Сергеевны, Сталин имел неофициальную жену — Валентину Истомину, сестру-хозяйку, работавшую на Ближней даче. Так мало того — в 1933 году Иосиф Виссарионович увлёкся ещё и примой Большого театра Верой Давыдовой, 27-летней женщиной! Если учесть, что Сталину было ровно в два раза больше лет, то борьба за потенцию была просто необходимой.

С этим делом не пошутишь. Пришлось работать не за страх, а за совесть. Тщательно изучив труды в этой области, академик решил провести опыты по трансплантации семенных желёз орангутангов. И сначала, казалось, метод себя оправдал: у подопытных пациентов действительно усилилась потенция! Но он тогда не стал торопиться — и, возможно, спас себе жизнь: через полгода процесс пошёл вспять, половая функция у прооперированных резко снизилась. Богомолец потом не раз благодарил судьбу, что он не предложил этот метод вождю!

В итоге он решил простимулировать организм Сталина инъекцией плаценты ягнёнка. Поначалу тот воспринял эту идею в штыки.

— Это проверенный метод, — настаивал Богомолец. — Им лечили мужскую слабость ещё в Средневековье. И сейчас такие инъекции дают хорошие результаты!

— Проверенный, значит… Ладно, работайте. Когда будете уверены на сто процентов — рассмотрим ваше предложение ещё раз!

В конце концов Сталин согласился на инъекции и они оказали нужный эффект. В 1937-м Богомолец стал депутатом Верховного Совета, а в 1941-м получил Сталинскую премию 1-й степени в размере 100 тысяч рублей. Однако теперь мужские радости Сталина интересовали куда меньше. Ему нужен был препарат, продлевающий жизнь, а это задача была куда серьёзнее, чем налаживание потенции. И Богомольцу об этом недвусмысленно сказал сам Хозяин, когда вызвал к себе.

— Ну что? Как дела с нашим препаратом? Когда готов будет?

— Работаем, товарищ Сталин, уже скоро, — попытался обнадёжить его Александр Александрович.

— Плохо работаете, товарищ Богомолец! Долго работаете! Когда вы начали? Пятнадцать лет назад?

— Тринадцать, товарищ Сталин.

— Я и говорю — долго! Надо ускорить работу! Постарайтесь в самое ближайшее время дать результат!

Богомолец пообещал, но ему надо было ещё провести несколько апробаций. И тогда можно будет докладывать о реальных достижениях.

После ухода Патрикеева Александр Александрович закрыл дверь на два оборота, подошёл к стоявшему в углу сейфу и достал оттуда герметичный контейнер. Внутри содержалась недавно полученная им жидкость. Это средство проверялось на животных и людях тайком. И результаты первых проверок обнадёжили.

В ту пятницу академик задержался на работе допоздна. Уже все сотрудники разошлись, и за окном давно стемнело, когда он закончил описывать результаты своих последних экспериментов. Встав с кресла, он долго смотрел на бумаги и контейнер с препаратом и решил забрать бумаги с собой.

В последнее время академика не покидало ощущение, что за ним следят. Ему хотелось убедить себя, что это только кажется, но беспокойство не проходило. Вряд ли это делалось по указанию Хозяина: тот, хотя и сердился на Богомольца, пока ещё доверял ему. Да и не было никого, кто мог бы лучше справиться с поставленной задачей. Так что, скорее всего, это была «самодеятельность» известного ведомства. В этом была своя логика: стоило академику окончательно утерять доверие Сталина, а им уже есть что доложить.

Особенно тревожил его срочный вызов в Москву: в понедельник он должен был докладывать вождю о результатах последних опытов. Богомолец нервничал: он не знал, чем закончится эта поездка. Непроверенный препарат Сталину давать было нельзя — это грозило инфарктом. Но дадут ли ему вернуться в Киев? Врагов в Народном комиссариате госбезопасности у академика было немало — уж слишком близко подпустил к себе его Сталин. И очередной донос мог стать роковым. А потому результаты трудов всей его жизни надо было обезопасить.

К тому же Богомолец сам себя чувствовал в последнее время неважно: болела голова, скакало давление… Он даже не раз подумывал испробовать препарат на себе.

Дома его встретила домработница Груня, крепкая тридцатилетняя деревенская женщина. Она уже давно работала у Богомольца и стала для него почти членом семьи. Во всяком случае, ей он доверял гораздо больше, чем своим сотрудникам, ведь кто-то из них — да тот же Патрикеев — наверняка работал на Берию.

Он понимал: случись с ним что, в первую очередь перевернут вверх дном лабораторию. Поэтому нужно было подстраховаться и надёжно спрятать записи. После некоторых раздумий он потушил очередную сигарету и позвал в кабинет домработницу.

— Груня, скажи мне… Где твой дом, где твоя родня проживает? Под Киевом где-то?

— Ну да, под Белой Церковью…

Богомолец поднялся, походил по комнате.

— Надо бы туда одну коробку отвезти. С документами.

— Куда, в деревню?!

— Да, думаю, да… Временно, для сохранности.

— А-а… Поняла, Александр Александрович. — Груня вдруг перешла на шёпот. — Так я отвезу, если надо.

Богомолец поспешил её успокоить.

— Это временно. Вернусь из Москвы — заберу.

У Груни в глазах вдруг промелькнуло сомнение — и немой вопрос.

Богомолец рассмеялся.