Игорь Сотников - Палиндром

– А кто и что мне мешает?! – Шиллинг попытался бахвальством своего громкого голоса взять себя на испуг и продавить решение сесть на стул. Но стоило ему только посмотреть на лежащий на столе рисунок сэра Рейнджера, который он вытащил из ящика стола, как только остался один в кабинете, где на него смотрела неприглядная картина его положения не определённости, ни сидя, ни стоя, на пути к подъёму или присядке и не пойми к чему, как он в сердцах махнул рукой на кресло и ответил на вторую часть постановки своего вопроса. – Плохому танцору всегда что-то мешает!

Ну а как только он нашёл ответ на этот вопрос, то он тут же нашёл ответ и на другой, столь для него мучительный вопрос: как реагировать на этот посыл сэра Рейнджера?

– Посмотрим. – Полный решимости постоять за себя и больше не быть не состоявшимся танцором, которого только зовут танцевать на вторые роли, в качестве подтанцовки, заявил Шиллинг. Ну а этой представленной в воображении сэра Рейнджера и Мюллера картинки, им было достаточно, чтобы найти для себя ответы на мучающие их вопросы, которые пока они так раздумывали, опять вышли на первый план (а эта картинка случившегося с Шиллингом, возникла не на пустом месте, а как результат работы их аналитического ума, в одно микро мгновение обработавшего, сопоставившего и проанализировавшего все входные (раздражитель в виде рисунка сэра Рейнджера) и наличные (характерность Шиллинга) данные, которые и выдали на гора этот итоговый результат).

– Ну а теперь, к делам нашим насущным. – Сказал сэр Рейнджер, посмотрев на напрягшегося Мюллера. – Нам предстоит ответить на очень для нас всех важный, стоящий на повестке дня вопрос. Что было раньше, яйцо или курица? – И почему-то Мюллер совсем не удивлён такой постановке вопроса со стороны сэра Рейнджера, редко замеченного в ясности выражения своих истинных намерений. А вот туманно и не понятно, оставляя для себя возможность для отступления, перекладывая всю ответственность за принятие решения на собеседника, то тут сколько хочешь. Так что самым разумным поведением Мюллера было его ответное молчание.

Сэр Рейнджер, посмотрев на Мюллера краем глаза, заговаривает. – Понимаю, вопрос не так лёгок, и раз он до сих пор существует и задаётся, то логично будет подумать и решить, что ответа на него так и не было найдено. Хотя не без своих достаточно интересных гипотез. Какая есть и у меня. – Сэр Рейнджер делает внимательную паузу к Мюллеру, который вроде не против выслушать эту его гипотезу. Что не может приободрить сэра Рейнджера, и он приступает к озвучиванию своей гипотезы.

– Мне кажется, что все бравшиеся за решение этого вопроса люди, всё больше философского склада ума, не туда, а вернее сказать, не тем взглядом смотрели на эту проблему. И вместо того, чтобы рассматривать этот вопрос по отдельности, – вначале яйцо, а затем курицу, или наоборот, – и в одной только направленности – взглядом только на них – нужно было на всё это смотреть в совокупности единого целого (Пауза). Что такое по своей сути яйцо? Это начало. И здесь я нисколько не оговариваюсь и спешу, без должных на то оснований давая ответ на этот философский вопрос, где всё же спрашивается, что было прежде, а не о чём-то другом. – Сделал оговорку сэр Рейнджер. – Ну а курица уже по своей сути есть тот наглядный будущий итог, к которому будет всегда стремиться это начало. А теперь посмотри на всё это со своей человеческой стороны и примерь увиденное на себя – для этих целей и появился из глубин возникновения этот вопрос. – Обращается к Мюллеру сэр Рейнджер.

– И что человек видит? – после короткой паузы продолжает сэр Рейнджер. – А он видит, или вернее будет сказать, перед его глазами на протяжении его развития, всегда будет и стоит этот его итоговый результат своего развития или вид (в фигуральном значении), и при этом он почти никогда не замечает своих начал. Без которых между прочим, не может быть этого итога. А это в свою очередь ведёт к тому, что никто не хочет следовать отмеренной природой дорогой, а все хотят всё и сразу. – Сэр Рейнджер замолчал, выжидая понимания со стороны Мюллера.

– И что я должен сделать? – спросил Мюллер, должно поняв эту прелюдию сэра Рейнджера к настоящему разговору.

– Немного. – Улыбнувшись, сказал сэр Рейнджер. – Довести до сведения интересующих нас лиц наши предложения.

– Я слушаю. – Придвинувшись к сэру Рейнджеру, сказал Мюллер.

– Если они без всяких условий не примут наше предложение о составе комиссии до конца недели, то их ждёт большой сюрприз на ежегодной чайной церемонии, даваемой президентом. – Сказал сэр Рейнджер, пристально смотря на Мюллера. И видимо он сумел в нём увидеть то, что позволило ему раскрыть некоторые зашифрованности спрятанные в этом его послании (а может это входило в планы сэра Рейнджера).

– Это мероприятие хоть и носит аполитичный характер, но только на словах выступающих на этом мероприятии политиков, только и делающих, что живущих чужими нуждами и страданиями людей с этими нуждами. И хотя там не будет делаться никаких политических заявлений, – этому бл*ть диктатору, голову завтра же оторву, – сами понимаете, что всё самое важное будет декларироваться между этих слов о чужом благе или вообще без слов, через несущие в себе скрытые послания информационные сигналы. – Сэр Рейнджер сделал так ему необходимую паузу, чтобы передохнуть, после чего продолжил говорить.

– А в чайных церемониях всё имеет своё значение. И тот, кто нужно тот поймёт, что будет значить тот или иной сигнал. – Здесь сэр Рейнджер взял со стола заварочный чайник и, глядя на Мюллера, принялся разливать из него чай по маленьким чайным чашкам стоящим на столе. Когда же он разлил чай, то чайник им возвращается на прежнее место, а сам он, протянув руки к своей чашке, приглашает Мюллера присоединиться к нему. Мюллер со своей стороны ничего не имеет против, и вслед за сэром Рейнджером берёт свою чашку в руки. После чего он дожидается момента, когда сэр Рейнджер сделает глоток из своей чашки, а как только это происходит, то он и сам распробывает налитый ему в чашку чай.

И тут какой бы на вкус и цвет не был в твоей чашке чай или что другое, то ты не имеешь просто никакого права выразить своего неудовольствия. А если тебя спросят, как это сделал сейчас сэр Рейнджер: «Как тебе?», – то ты даже не думай хитрить и напускать на себя неискренность – мигом раскусят. А ты, выдержав самую малость, необходимую тебе понять как это тебе, – результат этого обозрения может разниться от помоев до нектара богов, – с улыбкой на устах должен выразить благодарность сэру Рейнджеру за то, что он приобщил тебя к такому сказочному удовольствию (даже если они на вкус как помои).