Игорь Сотников - Палиндром

– Киру! – вспомнив Киру, уже постфактум словесно сообразил Альцгеймер, обратившись в памятливое воспоминание об одной знаковой встрече.

– Ну как всё прошло? – спросил Киру Альцгеймер, чисто случайно оказавшись в одном из кулуарных закутков конгресса, где так любят перешептываться между собой заинтересованные в чём-то конгрессмены и другого важного рода люди.

– Как и планировали. – Последовал ответ Киры. – Я была достаточно убедительно шумна, чтобы на это не отреагировать и по выходу из дамской комнаты не встретить меня. – Здесь Кира сделала задумчивую паузу, заставившую Альцгеймера в волнении поторопить её. – И что он сказал или может, сделал? – с напряжением спросил Альцгеймер. И видимо для Киры эта встреча была до сих пор незабываема, раз она не поспешила давать ответ, а ещё немного по раздумывала. И только после этого дала ответ. – Заботливо поинтересовался, что там так шумно падает, что не даёт пройти мимо неравнодушным к чужому несчастью людям. Но при этом так сдавливаемо смотрел на шею, что не продохнуть.

– И что ты ответила? – спросил Альцгеймер.

– Указала на свои руки. Мол, вот их во всём нужно винить, уж больно они неловкие. – Опять на полуслове оборвала себя Кира, над чем-то задумавшись.

– И что? – не может утерпеть Альцгеймер. Кира же выходит из памятливого воспоминания, где перед её глазами стоял господин Мюллер, чей страшный взгляд пробирал почище сквозняка и, посмотрев на Альцгеймера, говорит. – Он ничего не сказал в ответ, но ему говорить не надо было, всё читалось на его лице. «Выкручивать руки буду через шею. Там надёжней», – вначале сказал его взгляд, а затем он предупредительно мне сообщил мне, что он готов мне поверить во всё, что я ему скажу, если я скажу ему чистую правду. «А что это будет за правда, то это мне решать, если конечно… Ведь тебе с нею жить или…», – вот так он убедил меня быть с ними правдивой. – Сказала Кира.

– Она что-то недоговаривает. – Решил Альцгеймер, вслух спросив другое. – И что ты ему сказала?

– Что и должна была сказать. – Ответила Кира.

– И он поверил? – после небольшого раздумья спрашивает Альцгеймер.

– Я думаю, что да. – Сказала Кира.

– Всему? – всё не успокаивается Альцгеймер.

– Да. Я работаю на вице-президента. У меня другого выхода не было, как только на него работать. – Следует ответ Киры.

– А теперь? – дотошен Альцгеймер.

– А теперь у меня нет другого выхода, как ещё и работать на Мюллера. – Говорит Кира.

– И? – приблизившись в упор к Кире, спрашивает её Альцгеймер.

– А работаю я на тебя, дорогой. – Чуть ли не в душу вложила эти свои слова Кира.

– И ты хочешь, чтобы я этому поверил? – прищурившись, смотрит на Киру Альцгеймер.

– Но ты же веришь. – Не сводя своего взгляда с Альцгеймера, говорит Кира. – К тому же ты знаешь, что самая устойчивая фигура это треугольник.

– И, наверное, зря. – С выдохом говорит Альцгеймер.

– Кто знает. – Многозначительно говорит Кира.

– Ты знаешь. – С уверенностью говорит Альцгеймер.

– Я бы не была столь уверенна. Я ведь натура ветреная и не могу быть ни в чём уверенной. – С долей усмешки сказала Кира.

– Хочешь сказать, с какой стороны сильнее дунет, то в ту сторону и направишь свой взгляд. – Сказал Альцгеймер.

– Всякое может быть. – Сказала Кира.

– А ты ещё та актриса. – Усмехнулся Альцгеймер, вдруг наткнувшись на мысль, заставившую его тогда и сейчас задуматься над многим, что связано с Кирой. И особенно над этими её словам: «Запомни, уметь доверять, не каждому дано. И если даже случится так, что ты будешь обманут в своём доверии, без чего не бывает, то не ты об этом будешь сожалеть. Хотя и ты тоже».

– И когда ждать? – было задался вопросом Альцгеймер, как к своему удивлению, на противоположной от себя стороне дороги, на её обочине, заметил стоящую как у разбитого корыта, у своего сломанного автомобиля, Ханну Шиллинг. – Вот как! – удивился Альцгеймер, не сводя своего взгляда с Ханны, которая ничего не понимая, чуть ли не разведя в стороны руки, смотрела на свой заглохший на полпути новенький автомобиль, в чьих технических характеристиках даже не упоминалась такая его возможность неожиданно выходить из строя.

И что теперь спрашивается должна делать Ханна, для которой в новинку оказаться в такой странной ситуации. Звонить своему супругу она почему-то совсем не хотела, вытянуть руку и начать голосовать, как это делают в подобных случаях растерянные леди, то она ещё не настолько растерянна, чтобы рисковать собой, отдаваясь воле случаю, да и на дороге нет ни одной машины, кроме одной следующей в противоположную от неё сторону, в общем, она пока не решилась, как дальше действовать. Тем более тот встречный автомобиль вдруг предпринял неожиданный и пугающий Ханну манёвр, развернувшись в обратную сторону, и теперь похолодевшей в спине и переставшей чувствовать свои ноги Ханне, захотелось о чём-то другом подумать, как, например, не раздумывая рвануть внутрь своего автомобиля, и там закрыться на все запоры.

Но то ли потеря связи с ногами не дала ей совершить этот манёвр, то ли интуиция ей подсказала, что не стоит надеяться на свой автомобиль, – если раз подвёл, то и второй раз подведёт, – но так или иначе, а Ханна осталась стоять на месте, где и приготовилась посмотреть в глаза однозначно серийному убийце, со своим маниакально-депрессивным синдромом, подлавливать на пустынных дорогах беззащитных леди и независимо от их желаний обманывать их в их надеждах на своё спасение.

Ну а стоило только этому автомобилю остановиться рядом с ней, то всё что Ханна знала об этих скрытных серийных личностях, – их более чем привлекательный внешний вид, вежливое обращение и главное, через своё обаяние суметь убедить свою жертву в том, что ей нечего опасаться и если кому-то можно верить, так это только ему, тому, кому ни при каких раскладах нельзя верить, – один в один, в точности совпало с тем, с чем она встретилась лицом к лицу по выходу из этого автомобиля водителя.

И как только водитель вышел из своего автомобиля и направился к Ханне, так он с первых своих шагов принялся внушать уверенность Ханне в том, что кого-кого, а его точно опасаться не стоит. Так он, для того чтобы придать себе добродушности, мило улыбнулся, отчего его лицо, итак имевшее все признаки приятной и симпатичной наружности, ещё больше стало привлекательным и так располагающим к себе, что Ханна и, не поняв как это случилось, на одно самое краткое мгновение расположилась в его крепких руках.

Но хорошо, что Ханна умеет держать себя в своих руках и не только в чужих, хоть и крепких, и она быстро стряхивает с себя это поветрие и готовится дать отпор этому молодчику, если он начнёт вести себя так, как они все себя ведут, стоит им оказаться в более выигрышном положении с какой-нибудь леди, которая по воле независимых от неё обстоятельств попала в такого рода форс-мажор.