Игорь Сотников - Палиндром

Но этот Тут Недотут (всё-таки это был не вице-президент, а иначе бы он и не стал слушать это ничтожество, режиссёра, и сразу же ему все его ноги отдавил своими же ногами), то ли заигрался в вице-президента, так вжившись в эту роль, то ли он, как все первой величины актёры, начал слегка «звездить», а может то и другое вместе взятые, что не важно, когда этот Тут Недотут, вместо того чтобы во всём согласиться с режиссёром, берёт и начинает оспаривать его решения. Мол, я импровизировал, говорит этот зазвездившийся актёр.

И, конечно, режиссёр закипает и не сдерживает себя в знании нехороших слов и всех тех подробностей из личной и до актёрской жизни этого Тута Батута (это его так режиссёр псевдонимом пригвоздил), который должен быть ему по гроб жизни обязан за то, что он его из грязи вытащил, отмыл и пристроил в киноиндустрию. И всё это уместилось в одном вопросительном слове режиссёра. – Что за на хрен импровизация?! – И видимо этот Тут Батут, прямо сейчас решил показать этому недалёкому режиссёру, который ни на шаг не отходит от прописанного сценария, что такое есть импровизация, раз он начал выдавливать на своём лице такие удивительные выражения.

И как это обычно бывает в актёрской среде, Тут Батут был недооценён и даже может быть недопонят, и не просто зрителем, а близким ему по духу человеком, режиссёром, который так возмутительно отворачивается от Тута Батута в сторону Джейн и говорит ей: «Вера, к тебе претензий нет. Ты можешь быть свободна». После чего резко так поворачивается к Туту Батуту, что тот опять с импровизировал на лице, но уже испуг и, схватив его за отворот пиджака, со словами: «А к тебе у меня есть отдельный разговор», – отводит того для обстоятельного разговора в сторону, подальше от находящихся среди съёмочной группы… Хотя, конечно, не совсем так, ведь это только так образно говорится, а так, находящихся в некоторой отдалённости от всех остальных прямых участников этого кинопроцесса, очень важных господ, которые может и не имеют прямого отношения к процессу производства кино, но это только так сказать. Когда без их финансовых вложений, его и запустить нет никакой возможности.

– Опять переигрываешь? – крепко вопросив и, также схватившись за грудки, начал крепко трясти Тута Батута и сам затрясшийся режиссёр. При этом глядя на них, и не поймёшь, кто из них является проводником своих потрясающих идей – так у них всё это происходит синхронно. Хотя всё же Тут Батут подыгрывает режиссёру, ведь он как никак актёр.

– Смотри, доиграешься. – Режиссёр всё не успокаивается и уже переходит на угрозы. Да так хитро, что Тут Батут даже не знает, как на них реагировать. Смотреть, и тем самым себя подвергать опасности быть снятым с главной роли (опять двусмысленность какая-то выходит), либо же не смотреть, и тем самым давать повод режиссеру думать, что он плевать хотел на него и на всё, что он скажет. И режиссёр, как будто читает эти его думающие поветрия – такое создаётся впечатление после его первых слов.

– Ты что думаешь, – резко напрягает Тута Батута режиссёр этим своим заявлением. Правда, спустя мгновение он успокаивается. Режиссёр, как оказывается, не столь дальновиден и имел в виду совсем другое, говоря так. – Раз перешли на цифру, то можно срывать график съёмок! – Начал искрить в глазах режиссёр. – Не беспокойся, я найду способ, с тебя взыскать за мою переработку. – Тут режиссёр делает небольшую паузу, чтобы подумать над тем, как ему взыскать с Тута Батута всю эту свою переработку. И видимо ему сейчас ничего в голову не приходит, раз он вновь принимается цеплять актёра.

– Ты что себе позволяешь. – Яростно возмутился режиссёр. – Думаешь, надел на себя дорогой костюм и он тебя от твоего безобразного поведения прикроет. Нет, у тебя ничего не получится. – Чуть было не сунул кулак в нос Туту Бутату режиссёр. – Привык играть супергероев и думает, что это его спасёт от сглаза (режиссёр видимо был в крайней степени раздражения, раз стал заговариваться). А ты разве не знаешь, почему все супергерои так нейтрально, в обтягивающее трико одеты. А чтобы не выделяться, выставляя напоказ свой харасмент. А ты надел на себя широкие штаны вице-президента и решил, что теперь ты свободен от обвинений в неподобающем поведении, ведь не видно. Ошибаешься дорогой, всё отлично, вот здесь видно. – Режиссёр указательными пальцем знаково постучал себе по лбу.

Но это всё осталось между ними, а вот что привлекло внимание одного из присутствующих здесь важных господ, так это произнесённое режиссёром имя Вера.

– Вера? Что это ещё за имя? – услышав произнесённое режиссёром имя, задался вопросом один из этих имеющих большой вес представительных господ, с несколько необычным именем Атнанта (за его спиной все его звали Антантой, а в лицо только так).

– Русское. – Совсем, совсем спокойно, даёт ответ Атнанте его сосед по месту, конгрессмен Альцгеймер. И Атнанта, как человек при обязанностях и немалых обязательствах перед законопослушными гражданами, – он по воле обстоятельств, прокурор, – не может не посмотреть на Альцгеймера, чтобы убедиться в том, что тот не шутит. Но тот даже и не думает шутить. Что не может успокоить Атнанте, и он его переспрашивает. – Русская?

– А что вас так удивляет, господин прокурор. – Теперь уже конгрессмен Альцгеймер удивлён такой непонятливостью Атнанте. – Сегодня ни одна уважающая себя организация, если она, конечно, хочет, чтобы её воспринимали всерьёз, не может обойтись без фактора русского присутствия. Тем более в нашем деле. – Добавил Альцгеймер.

– Да кстати, что за дело, ради которого вы меня сюда позвали? – спросил Атнанта.

– Скажем так, шпионские игры. – Посмотрев по сторонам, после чего придвинувшись к Атнанте, тихо проговорил Альцгеймер. Атнанта может и не прочь, быть более близким с власть имущими, но не так буквально, когда дышат прямо в лицо одеколоном. Отчего он не может конструктивно думать, и ему в голову лезут не относящиеся к делу мысли вопросительного характера. – Он что, его пил?

Альцгеймер же не обращает никакого внимания на то, как опасливо себя выражает лицо Атнанты, – отчего складывается такое впечатление, что когда он готовился к этой встрече с Атнанте, брызгаясь дорогим одеколоном, то немного одеколона всё же перепало и ему внутрь, – и переходит к конкретике. Правда, когда дело касается таких секретных сфер, как шпионские игры, то и конкретика выглядит совсем по-другому, больше смахивая на вымысел и сценарий для высокобюджетного шпионского фильма, типа ноль в квадрате и всё один за всех семерых делает.

– С самого верха произойдёт выборочно дозированная утечка информации. Из которой каждая из заинтересованных сторон, в зависимости оттого, какая именно часть информации до них была донесена, узнает, что запланирована операция по дискредитации одного из высших чиновников президентского аппарата, а вот насчёт всего остального, то им остаётся только догадываться, уже исходя из имеющихся у них данных. Кто это высшее должностное лицо, кто её инициировал и кто будет её исполнителем, то об этих три Кто, никто ничего не знает. И что только все знают, так это те вероятные фигуры, по отношению к которым будет проведена эта спецоперация, и та причина, которая привела к этой крайней необходимости по отношению к выбранному лицу. – Альцгеймер опять посмотрел по сторонам и после этого, только что родившегося ритуала, вернувшись к Атнанте, продолжил говорить.