Михаил Байков - Достигая крещендо

10 мая. Пятница. Уроки никто не подумал сокращать. Первый – история. Все сонные, ленивые и уставшие. Некоторые живо обсуждают, как провели вчерашний день, находясь под лучами солнца и исполняя песни – это «певцы– хористы», о них вспомним позже и пошутим о них не раз (и даже не два)… Буднин и Кленов вечно пересмеиваются через парты – Кленов со вкусом подшучивает над Будниным и его хором, "удивительно вкусно, искристо и остро" иронизируя на тему фонограммы.

– Да это вообще капец! – возмущается Буднин. – Мы стоим на сцене, жара, солнце печет, а колонны еще не приходят! Стоим, стоим, стоим… Ну, вроде, пришли… Эльвира Георгиевна замахнется, и поем это убожество «Летите голуби»!

– Поете сильно сказано! – прерывает Кленов. – Под фанеру ума не надо…

– Так мы ее сами записывали… – пищит кто–то из хористок, но замолкает под грозным взглядом Кленова, выражающим глубокое отсутствие интереса к озвучиваемому мнению.

– А еще этот губернатор речь затеял на 15 минут, а нам уже плохо! – продолжает кривляться Буднин.

– Герман, хочешь анекдот о хоре? – не дожидаясь конца речи Буднина, прерываю я. – Решил я посетить 82 гимназию… Ну, она ведь музыкальная, песни такие хорошие поют, послушать решил… Захожу. В фойе, в полной тишине, стоят люди, будто в очередь. Думаю, что за диво? Школа музыкальная, а тишина в фойе абсолютная. Прохожу мимо очереди к кабинету, к которому она выстроилась, смотрю, на двери написано «Кабинета хора». Ничего не понимаю… Что же тогда здесь за тишина такая?! И все в очереди молчат. Смотрю ниже, а там табличка «Тихо, идет запись»!

Дичайший хохот вырвался из Кленова с Будниным. Девочки–хористки вновь возмущенно запищали о великом труде записывания фонограммы, и почти уже серьезно обиделись на традиционную шутку, но в этот момент зашла Людмила Николаевна, не менее усталая на вид, чем присутствующие, а потому не совсем готовая разделять шутки о школьном хоре.

Все встали, я же сонно не проявлял признаков жизни и нависал над партой.

– Я жду вашей готовности, – в этот раз сурово произносит Миланская любимую фразу, обращенную главным образом ко мне.

– Ага… – демонстративно зевнул я и, сонно кивая ей, продолжил, – С пятницей вас, Людмила Николаевна! Давно не виделись, ужасно соскучился!

– А я как! – отвечает она, положительно иронизируя мне, значит, настроение можно еще исправить, я для этого сделал первый шаг.

Урок начинается. Все садятся. После коротких лирических отступлений начинается монотонный разговор о внутренней политике Александра III. Все традиционно – Миланская говорит, мы слушаем и смеемся там, где она желает. Меня отношение подхалимства к учителю серьезнейшим образом раздражает, поэтому, в знак протеста, я сижу за первой партой перед Людмилой Николаевной и одобрительно смеюсь только над действительно удачными шутками (их тоже хватает). Особенно безумно раздражают моменты, когда не очень воспитанные одноклассники смеются над трагичными вещами истории. Фраза Людмилы Николаевны: «Из–за отсутствия инфраструктуры Крымская война была проиграна. Войска не могли быстро проехать по русским дорогам на фронт» – вызывает смех у дураков, я же страдаю от подобного пренебрежительного отношения к бедам страны.

Бывают и обратные ситуации, когда мой остроумный и довольно уместный юмор не вызывает никаких чувств у Миланской. В основном это связано с моим соседом по парте – полный надежд на светлое будущее человек, с плохой успеваемостью, но живым умом и «стеснительным чувством юмора». Шутки, конечно, бывают немного идиотскими, а иногда даже нетолерантными для всех возможных областей. Но исключив такие темы, потеряется большая часть юмора, ибо в школе много оскорбительных и нетолерантных высказываний составляют комический рацион учащихся. Это более чем приемлемая форма поведения, не подразумевающая ничего злого, но частенько ни учителя, ни тем более консервативные родители не обладают высокой самоиронией и простым уважением себя, болезненно, абсурдно и дико реагируя на подобного рода шутки.

Сегодняшний урок о женском образовании в Российской Империи вызывает бурю плоского юмора. Тут и гибель империи из–за образованных дам, и простое: «КАКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ?! РОЖАТЬ, ГОТОВИТЬ, УБИРАТЬ!»… Кто оскорбиться на такое? Точно не нормальный человек, а зацикленный на несуществующих проблемах. Тот, кто произносит такие «сексистские» высказывания, совершенно спокойно воспринимает женщину–директора, женщину–судью, женщину–депутата. Просто такой юмор популярен на фоне нездорового феминизма, юмор здесь высказывает гражданскую позицию. А то, что чей–то муж говорит: «Иди стирай и убирай, ты же женщина!» – это не проблема государства и общества, а проблема конкретного мужика…

Признаться, уроки у Миланской всегда способны поднять настроение! Вот и сейчас она выдала нам весь материал и решила поболтать:

– Так, я всем вам хочу кое–что предложить… – интригующе произносит она тихо, чтобы затихло перешептывание. – Я со своим классом задумались о Последнем звонке… Кажется, только в мае об этом и пора думать… – самоиронично замечает она. – И пока предложений нет, но скоро уже надо бы начинать… Поэтому подключайтесь те, кто хочет принять участие…

Пока поднимались руки, пока с задней парты Кленов недовольно бубнил о необязательности поздравления учителей в конце 9 класса, дверь в кабинет истории нерешительно отворилась. Вошла красивая девушка–блондинка в белом халате. Я, как и многие, осмотрел ее с головы до ног, определив все удачные стороны и вспомнив, что видел ее в коридоре перед уроком. Медсестра своими перчатками, ощупавшими головы уже более 90 учеников, сообщив цель визита Миланской, пошла по рядам трогать просветленные после урока головы с пестрыми волосами…

Во время ее наглого вторжения в шевелюры одноклассников, я, сидевший напротив Миланской, изменил свое скептическое отношение к Последнему звонку и начал активно закидывать Людмилу Николаевну вопросами…

Вдруг моя светло–русая голова ощутила на себе теплую руку медсестры… Реакция была, по словам и впечатлениям очевидцев, просто восхитительна!

«Мы с вами не знакомы, а вы меня уже трогаете…» – бархатным баритоном, нагло заметил я, и весь класс взорвался от этого.

Смутившись, медсестра не смогла дать достойный в этой ситуации ответ, а механически продолжала шариться в моих волосах.

«Может познакомимся для начала? Я – Александр, вот уже сколько лет… А ваше имя?» – спросил я, подстрекаемый слезами (от смеха, разумеется) Миланской, но уже более сладким голосом.

«В медкабинет придешь – отвечу» – очень робко, направляясь к двери, говорила медсестра относительно приемлемый ответ.