Михаил Байков - Достигая крещендо

Противоречивое и непонятное утверждение премьера приводит экспертов в шок. Отменить домашние задания, сделать так, чтобы учащиеся тратили время в школе не только на уроки, но и на различные (к слову, неясные по своему содержанию) дополнительные программы и проекты – очень размытые части основной программы премьера с амбициями президента. "Реформа Божесова не оформлена и безумна" – констатирует лидер думского большинства С. В. Корнев».

Они сильно переврали слова Божесова, поддавшись вольной интерпретации и не слишком умелой пропаганде. Парламенты были одним из многочисленных положений реформы, почему–то никто не обратил внимания на огромный поток финансов, влитых в материально–техническую базу образовательных организаций, почему–то никто не стал рассматривать развитие спорта в каждой школе…

Большинство детей выходит из школы в три часа. И куда они идут? Шляются впустую по злачным местам в не очень приличных компаниях, не делая при этом уроки, которые все равно задают в огромном количестве. Но Божесов же предлагает, чтобы школа не заканчивала свою работу в три часа, чтобы дети были социально активны? Чем плоха эта его пионерия ? Проблема в том, что не все школьники найдут себе дело в школе после уроков… Дополнительные занятия, дискуссионные клубы, концерты, общественная работа – это хорошо. Но учителями на эти мероприятия не напасешься, да и не все дети согласятся в этом участвовать… Точно не состоявшееся гнилое поколение моих сверстников – этим товарищам, за редким исключением, абсолютно справедливо ничего не хочется делать в школе, кроме как обсуждать подробности своей внешкольной и оттого не менее интересной жизни (какая порою бывает Санта–Барбара!). Только нынешняя же начальная школа лет через пять будет грамотным продуктом реформы.

Одним из самых замечательных предметов в моей школе, к которому я относился с завидным трепетом и от упоминания которого в моей душе расцветал букет из всевозможных воспоминаний, чувств, желаний и надежд, была химия. Ее я терпеть не мог. Это было нечто дьявольское.

В понедельник мы с Кленовым, не дожидаясь, когда вечно опаздывающая на первые уроки химичка доползет до работы, взяли ключ от кабинета и, предварительно посетив магазин, разложили на последней парте небольшой фуршетик для подтягивающихся одноклассников (конфетки, кексики еще какая–то закуска и всего–навсего три бутылочки какого–то лимонада). Было весело. Мы с Кленовым стояли у доски и радостно импровизировали на ней тему урока.

– Пишите, Артемий Алексеевич, – диктовал я голосом Ельцина. – Тема урока «Правила самогоноварения». План урока: теория, история происхождения, практическое задание, дегустация.

Артемий бодро выводил мелом слова.

– Домашнее задание, – продолжал я. – Параграф 13, теория этилового спирта. Принести монастырский кагор «Буйный монах».

Настроение поднималось у каждого.

– Задание на лето. Посмотреть сериал «Во все тяжкие».

– Это точно про этот предмет, – усмехнулся Артемий, поставив на доске точку.

– А теперь диктантик по периодической таблице, Артемий Лексееч… Записываете: алюминий, калий, мышьяк, водород.

На доске появилось: Al–K–As–H. Это вызвало очередные подхихивания.

В этот момент Снежана Петровна ввалилась в кабинет. Ее и без того всегда унылая физиономия потеряла последние человеческие черты от вида происходящего веселья. Я как лебедь подплыл к ней, вручая коробку конфет:

– С началом последней учебной недели, – елейно говорил я. – Давайте последний урок химии в 9 классе проводим достойно, Снежана Петровна!

Она вновь доказала свою непробиваемость и только пропищала вечным, ни в каких обстоятельствах не меняющимся голосом:

– У нас сегодня лабораторная… Уберите пока все…

Класс воспринял эту информацию негативно и подозрительно покорно. Пока Снежана «Альдегидовна» юркнула в свою лаборантскую, как мышь в норку, мы с Артемием вышли в коридор.

– Вот дура, – сказал Артемий.

– Полная… – кивнул я.

Когда мы вернулись в кабинет, к величайшему огорчению парты очистились от наших угощений, а доска была помыта.

– Эти тоже умом не блещут, – прошептал Артемий.

– Дураки, – громко согласился я.

Началась лабораторная работа. Унылая и малопонятная штуковина, в процессе которой нужно было сыпать какой–то порошок в пробирки, зажимать отверстие и, отпустив палец, ждать слабый хлопок. По сути, даже не совсем безопасная работа. Уже тогда надо было жаловаться на училку в прокуратуру…

В руках Снежаны Альдегидовны была колбочка с гораздо большим, чем у нас, количеством порошка и прозрачной жидкостью. Она самоуверенно химичила и проникновенно говорила:

– А сейчас будет хлопок… – в этот момент Артемий достал нетронутую бутылку ЛИМОНАДА и вместе со Снежаной Петровной, открывшей горлышко колбочке, вышиб пробку, вместе с терпением Альдегидовны. Хлопок действительно был…

В столовой мы вшестером сидели за столом, обсуждая реакцию Снежаны Альдегидовны на хлопок от бутылки.

– Так–то прикольно вышло, – говорил Юрий, еще не до конца выспавшийся после выходных, а потому сидевший в солнечных очках.

– А «это» сразу директору пошла звонить. Ну не дура? В последний урок давать лабораторную? – возмущался Артемий.

– Чмо, одно слово, – подтверждал, даже как–то уныло Буднин.

– Ой, бросьте, – сказал я. – Кто это такая, чтобы мы из–за нее расстраивались? Химичка и химичка… Даже не надо обращать внимания.

Мы начали изощренно обсмеивать Снежану Альдегидовну, вспоминая все ее промахи и ошибки за этот учебный год. Было весело и настроение поднялось практически у всех, кроме меня с Артемием.

– Юрусик, – обратился я к сонному Юрию. – Как хоть вы день рождения встретили?

– Весело было…, – ответил он. – Подрались правда немного. Серый ладонь на шампур насадил, а так нормально…

– Баню не сожгли?

– Нормально, – процедил сквозь зубы Юрий, допивая четвертый стакан воды. – В 16 лет все–таки наступает новая полоса сексуальной жизни…

На подобное романтичное заключение все только засмеялись, прекрасно понимая историю его возникновения. Перемена заканчивалась. Мы поплелись на третий этаж.

– Саш, – спросил Артемий тихо, – А что будет–то?

– Да расслабься, максимум поругают чуть–чуть и все… Пригрозят чем–нибудь. Ерунда, Тем, – успокоил я его, непривычно взволнованного. – Они с потолком, упавшим в 310, разобраться как следует не могут, а тут такая чушь. Прорвемся.

К директору нас все–таки вызвали.

Арина Валерьевна своим вечно суровым голосом предприняла попытку провести воспитательную работу. Делала она это не без очарования и могла производить впечатление прямолинейностью своих слов и выражений, однако, после завершения разговора в сознании собеседника начинали формироваться вполне обоснованные противоречия с ее позицией, которые раскрывать, доказывая свою правоту, оказывалось невозможным… Хоть ее претензии и гнев в нашем случае имели основания, уже на третей минуте мы с Артемием поняли, что она блефует, находясь в некоторой ловко скрываемой растерянности. Потому мы встали в позу и начали оправдываться, критикуя Снежану Петровну за ее преподавание и отсутствие маломальского умения держать внимание и дисциплину у класса. И вообще, где это написано, что учителя надо уважать просто так? Любой человек, даже родитель, должен еще доказать, что достоин нашего уважения – а уж если не способен, то прости, тебя можно и не слушать…