Михаил Байков - Достигая крещендо

«Постойте! Куда вы?!» – театрально «вскричал» ей вслед я, вытянув руки в сторону закрывшихся дверей…

Класс лежал. Опухшее состояние после праздников окончательно сменилось весенним настроением как у Людмилы Николаевны, так и у детей, которых ждала впереди геометрия…

Как можно было понять, 9 класс завершался очень весело. Молодые и, признаться, симпатичные девушки обладают удивительным природным свойством притягивать внимание подростков, стремительно оценивающих каждую деталь внешнего вида, отмечающих наиболее выдающиеся стороны в основном фигуры, а не души, и строящих не совсем приличные планы… В этом есть пошлая «самцовость», противная лично для меня, общающегося с большинством женщин по стандартам Печорина…

Возможно, именно поэтому я, хоть и не был моральным и физиономическим уродом, до определенного момента не мог установить адекватные отношения с противоположным полом – мое вечное возвышенное поведение, цинизм слов и поступков, легкая форма эгоистичного вампиризма и многое–многое другое делало мою натуру противоречивой и не вызывающей доверия. По большому счету зря, любой человек мог бы уверенно доверить мне свой самый страшный секрет, рассказать о своих переживаниях, раскрыться и не бояться неблагородных поступков с моей стороны (излишняя, порой демагогичная принципиальность мне свойственна).

Я, конечно же, не испытывал никаких проблем со школой – оценки достойные, желание есть, приближавшиеся экзамены меня совсем не волновали. А вот личная жизнь была весьма сумбурной…

Так получилось, что из всей массы активных мальчиков по отношению к новой медсестре наиболее удачливым и наглым оказался я. Было очевидно, что высокая стройная блондинка с пропорциональным телосложением и приятными изгибами, обречена на успех в общеобразовательной организации. Задорные мысли от обсуждения нового человека, советовали мне, для достижения большей театральности, найти способ попасть в медпункт… И случай представился.

Во вторую декаду мая вместо английского весь класс пошел в медпункт на осмотр врача–психотерапевта. Медпункт (по до сих пор непонятным мне причинам) находился в отдельном здании вместе с библиотекой. Все счастливо галдели, наслаждаясь лучами весеннего солнца и радуясь пропущенному английскому. Я зашел в кабинет крайне тихо, сел напротив врача (пожилой, жизнерадостной женщины).

– На что жалуетесь? – спросила она с улыбкой, взяв в руки мою карту, переданную Оксаной Сергеевной (так звали медсестру).

– Все нормально… Ни на что не жалуюсь… – более чем скромно ответил я. Медсестра удивленно на меня посмотрела.

– Доктор, – видя краем глаза реакцию собравшихся, поманил я пальцем врача, – Мне кажется… Подвиньтесь ближе!.. Мне кажется – за мной кто–то наблюдает, – после этих слов медсестра вышла за дверь, не оценив остроумия подобного юмора.

– У меня и не на такое жаловались! – невозмутимо ответила женщина. – Комплексы у всех разные…

– Какая жалость! А так хотелось чем–то вам запомниться!

– Я вас всех помню, – так же спокойно сказала она. – Как учишься?

– Никто не жалуется, – кратко ответил я.

– Какие отношения с учителями и одноклассниками?

– Более чем дружеские… И с теми, и с другими.

– С профессией определился?

– Знаете, очень хочется работать с людьми. Конечно, не так как вы! Мне бы что–то спокойнее – юрист, прокурор, судья, чиновник, дипломат… – в моей голове проскочила еще одна профессия, но я не решился озвучивать ее вслух.

– В десятый класс, видимо, пойдешь?

– Все в ваших руках, признаете вменяемым – пойду.

– Ты вменяемый, вызывай следующего!

Выйдя из кабинета, я увидел медсестру, закономерно окруженную мужской половиной класса (собственно, только эта половина проявляла интерес к Оксане).

– А вот этот человек, – посмотрев на меня, как всегда излишне эмоционально, воскликнул Буднин. – Будущий кардинал!

– Видите, какую прекрасную судьбу мне пророчат? – напрямую, в своем наглом стиле обратился я к медсестре, решив перебить напор одноклассников и взять инициативу на себя. – А вот раз кто–то очень умный заговорил о возвышенном… Вы верите в Бога? – спросил я у медсестры, обнимая ее за плечо и смотря прямо в глаза.

– Атеист, убежденный атеист! – тоже смотря мне в глаза (скорее от безысходности) отвечала она.

– Почему же? Потому что врач? – сочувственным тоном и не меняя положения рук, спросил я.

– Потому что девушка… – глубокомысленно ответила она, отводя глаза в сторону, хоть и занималась демагогией.

– Вы не верите в чудо? – теми же интонациями спросил я.

– Нет, – более уверенно и даже серьезно произнесла она.

– Напрасно! Чудо существует, и это я! – с безумно шутливыми интонациями сказал я и обнял ее.

Это вызвало бурную реакцию одноклассников, до сих пор почтительно молчавших и даже не дышавших (так показалось мне). Словом, после еще семи минут разговоров, не отличавшихся оригинальность, мужская половина класса еле–еле увела меня на оставшиеся минуты английского…

Но зря я иронизировал над медсестрой – шутки над этой прекрасной, двадцатилетней девушкой пробудили в моем сознании желание. Я часто стал наведываться в медицинский кабинет, получая смешки от тайно завидовавших по–доброму друзей. С Оксаной Сергеевной мы мило общались на самые разные темы, в некоторых же она была достаточно откровенной (хоть и не смогла обогнать меня в суровой прямолинейности). В один из дней, когда делать мне было нечего, разговор наш затянулся и я проводил медсестру до дома (прогулка принесла массу удивительных эмоций – мы шли пешком, по не самым лучшим дорогам нашего города, слава Богу, жив остался). Прощаясь, я приобнял ее и поцеловал руку (этот жест был исключительно театральным, и я не вкладывал в него ничего серьезного).

В течение оставшейся недели я еще несколько раз прогуливался с ней до дома, болтал о всякой ерунде (и узнал много интересного о ней). А однажды, во время прощания, она подставила щеку… Возможно, я неправильно оценил ситуацию, но именно это стало толчком. Я начал проявлять большую заинтересованность и даже предложил ей «случайную встречу» (конечно, я все выполнял в шутливой и наглой манере), от которой она благоразумно отказалась, сославшись на профессиональную этику и человеческую совесть. Однако от меня избавиться сложно и я продолжал с ней видеться… а разговоры среди друзей дразнили мое тщеславие и вызывали притягательный самоироничный смех у моей медсестры. Нельзя было назвать подобное глубокими чувствами любви и уважения, я не сильно интересовался ее внутренним миром, который казался мне довольно ограниченным. В основном меня завораживали ее движения и ее походка, когда на длинных ногах она проносилась по коридору, заставляя провожать себя взглядом. Все же от такой плотской слабости надо было избавляться…