Михаил Байков - Достигая крещендо

Сейчас же, находясь в русской провинции и ограничиваясь ее откровенно небогатыми благами, Инга просто написала о том, что очень хотела бы сходить на чудный романтичный фильм российского производства. Хоть это и выглядело безвинно, но я воспринял это как намек и сразу же предложил сходить. У нее «не было шанса сказать "нет"», поэтому в тот же момент я забронировал четыре места на последнем ряду (она увидела в этом некий стереотип, хоть я ничего в виду и не имел, впрочем, было приятно).

За время до наступления этого чудесного дня, случились интересные события. Вместо учебы мальчики призывного возраста потратили день на посещение военкомата для постановки на воинский учет. Ранним утром мы с Будниным и Кленовым сели в автобус и, сквозь снежные метели, поплыли в прекрасное далеко, на окраину Лимска, чтобы стать «дипломированными мужчинами». Конечно, комичность и звонкий юмор по каждому поводу лился из каждого шага по потрепанным коридорам комиссариата. Гулкое эхо, появлявшееся при ходьбе, комментировалось забавным голосом Буднина:

– Ать–два, ать–два, ать–два.

В выданных результатах психологического тестирования (отъявленная вещь – вопросы, имеющие очень спорную ценность для современной службы, вот для людей, желающих красить траву, они подходили лучше) высшим показателем у меня были командирские и коммуникационные качества – так и представлял себя взводным или политруком. Тем не менее, сотрудники были доброжелательны. Во всяком случае, я с ними вел себя с подчеркнутым достоинством, так, чтобы в личные дела были записаны наиболее приятные характеристики. Пенсионерка, интервьюирующая меня в первый этап, с готовность вписывала все самое лучшее обо мне, после фразы: « Служба в армии – гордость для женщины, страх для мужского тела, и воспитание для человеческого духа ».

Медкомиссия оставляла желать лучшего своим неповторимым умением видеть в глухом будущего радиста, в слепом парашютиста, а в толстом танкиста. С психиатром я повел себя очень политично и рассказал ему о своей уникальной исполнительности, любви к труду, ответственности, а самое главное, впервые воспользовался тем, что собираюсь получать образование теолога. Он выслушал это со свойственным религиозному военному благоговейным выражением лица и отпустил меня, вписав что–то хорошее в личное дело… Наблюдение же за обнаженными мужскими телами отнюдь не атлетичного вида, мне, человеку с эстетическим вкусом и даже подобием талии, было вовсе не интересно, однако, суровая медкомиссия не оставляла выбора. С замечательной категорией годности А–4 я вышел на крыльцо Богом забытого комиссариата вместе с Будниным и Кленовым, годность которых исчислялась высшими значениями качества тела и духа.

– Ну, как вам долг Родине? – прищурившись, спросил я.

– Черти что, – пессимистично выпалил Кленов. – В этом еще и служить! Хоть бы ремонт сделали.

– А тебе что? Кресла подавай, табуретами довольствуйся! – заметил Буднин.

– И даром нужен этот призыв? Все равно в вузы пойдем…

– Эти отовсюду достанут, Тема.

В приподнятом настроении мы пошли обратно, ища остановку, и параллельно совершая паломничество по всем магазинам. Артемий с восторгом отмечал их великое множество, а Буднин вдохновлял посетить каждый. В одной маленькой кафешке Кленов поругался с неадекватной женщиной хабалистого типа – она возмущалась очередью, а Тема виртуозно хамил в подобных ситуациях, затыкая даже вечно недовольных бабулек в маршрутках. Словом, первую ступень инициации мы все прошли очень весело, вернувшись вечером в военкомат за приписным удостоверением.

– Вот, Тема, ты власть нашу не любишь, так? – спросил я после возмущений Кленова ошибками в регистрационных номерах удостоверения.

– Терпеть эту тупую партию Единение. Сидят дармоеды одни у них, ничего хорошего не дождешься, что от президента, что от думы, что от губера и местных бизнес–депутатов!

– Ну, а Божесов наш ненаглядный?

– Еще чего! Сам только чушь мелить и может…

– Но ведь много хорошего делал…

– Вот давай честно, Саш, чтобы ты сделал, будь президентом? – последовал прямой и грубый вопрос от Буднина, хоть я и сам напросился на этот разговор с ними, желая только пошутить.

– Ну… – протянул я. – Вообще не важно, кто президент, пока есть система коррумпированных чиновников, полицейских, зависимых судов и прочих «сладостей жизни».

– Систему, сидя на диване, не поменяешь, – заметил Кленов. – На месте президента чтобы делать стал?

– Ох… Первым делам команда нужна своих людей, партию там сделать, Думу переизбрать, чтобы свои были… Ну, а если для народа делать, то в первую очередь нужно как раз призыв отменить и возраст выхода на пенсию вернут – меры популистские, но популярность повысят, правда, с военными проблемы возникнут, но с максимальным общественным обсуждением можно будет все разбить… Потом ввести прогрессивное налогообложение, повысить МРОТ, добавить в вузы проверочный год, который отучиться смогут все. Еще Дальний восток развивать, инфраструктуру, инвестиционный климат, много чего… А во внешней политики добиваться сотрудничества и снятия санкций. Как–то так, друзья, думаю, этого хватит на первое время…

– Ну, про армию чудесно. Давно пора… – засветился Буднин.

– На этом всю компанию избирательную строить можно, – засмеялся Кленов. – Все призывники поддержат!

Наверное, мы бы точно поддержали такую инициативу и того, кто был ее автором. «Не служил не мужик» – извините, – не работает. В армии должны быть профессиональные люди, готовые идти на смерть… Среди моих знакомых призывников таких героев не было. Во всяком случае, в тот день в военкомате мне не встретился ни один пацан с горящими глазами.

Счастливый день посещения кино кое–что немного омрачило.

Одно существо, которое смело называться «учителем», недоразумение системы определения профпригодности, именно в этот день решило брызнуть ядом в ответ на мои небезосновательные нападки. Снежана Петровна на прошлом уроке выдала тетради с домашними работами за четверть, которые собрала неделю назад. То, что я вообще сдал и сделал эту работу, служило лишь подтверждением моего желания меньше ввязывать в конфликты с нею. Но эта дура своей единственной извилиной умудрилась оставить две записи красной ручкой «?» – к спорно трактуемой формулировке о круговороте углерода, «остальные?» – к пяти изомерам С 6H 14. В конце работы стояло «см.» , выписанное размашистым почерком шизофреника. Она сказала всем, что это обозначает оценку 3, которую можно исправить.

Через урок, то есть в тот самый день, я принес ей работу над ошибками с закономерным вопросом: «Ты кукухой поехала, тетя?» (этого я не произнес, и зря). За что тут можно ставить «3», если отмеченные ошибки настолько незначительны?