Михаил Байков - Достигая крещендо

– А вот я, – говорила Орлова, опуская сырный квадратик в мёд, – Считаю шикарным Салтыкова–Щедрина и его Порфирия Головлёва. Это прекрасный образец безнравственного, сладострастного и во всех отношениях мерзкого героя, который вопреки всем своим злодеяниями в конце романа испытывает духовный страх и в глубоком, но едва чуть уловимом раскаянии идёт на могилу загубленной им матери, где и умирает. И мне кажется, что это позволяет ему спастись. А на ваш профессиональный взгляд?

– Да согласен, наверное… Вообще вся русская литература XIX занимается разработкой христианской философии, кто–то смотрит по–своему, как противоречивый Толстой; кто–то, как Достоевский, основывается на ортодоксальных идеях.

– И все одинаково критикуют попов, – засмеялась Орлова.

– Ну, Елизавета Николаевна, – смутился епископ. – Это у нас так принято из–за исторической несвободы Церкви и обслуживания ею государственных интересов… У меня исследование посвящено различиям социального влияния нашей Церкви и Католической. У них Ватикан – это государство, у нас Церковь – это государственный институт… В том числе поэтому я придумал фонд. Для влияния.

– А книгу–то вы зачем написали? – спросила Елизавета Николаевна после короткой паузы. Евгений немного смутился и с туманной улыбкой нарисовал глазами в воздухе круг.

– Это важная для меня работа. Я многое писал, начиная со школы, и это не лучшее моё произведение. Стиль, речь, подача мыслей, сюжет – неидеальны. Сложный для восприятия текст с высокомерной подачей. Но эта книга как память для меня, с идеями, событиями, чувствами и эмоциями. Конечно, я могу выкинуть оттуда многие моменты, Божесова, разговоры про политику, химичку в конце концов…

– Химичку не надо, – прервала весело Орлова, – Думаю, вы бы обрадовались, лишив Божесов ее пенсии?

– Как богослов не могу, – улыбнулся Евгений смиренно, впрочем, тут же добавив: – Уверен, что для химичек есть отдельный котел в Аду!

– Ахаха! – засмеялась Орлова вновь, – Ну, у вас много хороших мыслей, которые понравились мне и Божесову, мы их даже для партии взяли! – Евгений мило улыбнулся.

– Я думаю добавить туда действительно важные социальные проблемы – вредные привычки, отношение к криминалу среди школьников, буллинг, нездоровую конкуренцию, общую депрессивность школьного бытия и проблемы поиска будущего. А так это просто интересная и важная для меня история собственного приятного прошлого. Хоть любовные линии тоже нуждаются в доработке…

– Какой же?

– Женщину можно хотеть любить, можно просто хотеть, а можно и просто хотеть, и с любовью…

– Вы вульгарны, – шутливо погрозила пальцем Орлова. – Я так понимаю, медсестра была объектом желания, Римма – поиск родственной души, а вот Инга уже сочетала в себе любовь платоническую, к уму и духу, и любовь страстную?

– Абсолютно верно, Елизавета Николаевна, сексуальной энергии у каждой было много, но душевный мир неподражаемым был именно у Инги… – не стесняясь, подтвердил Евгений. – Кстати, большое спасибо вам за неё. Её уголовное дело было уничтожено…

– Ой, – смутилась Орлова. – А я и забыла, Ваше преосвященство… – сказала она виновато, потому что после триумфа Божесова не думала уже ни о чём. Орлова быстро поняла, что это Божесов, вопреки всем своим словам, дал приказ, а вот Евгений посчитал забывчивость Орловой за скромность:

– Всё равно вы сделали большое дело, Елизавета Николаевна. Ну, а нагрузка у вас и правда большая, проект курируете, партию создаёте…

– Возглавляю и ещё кое–что в перспективе, – светло заулыбалась Орлова, желающая уйти от темы своей оплошности. – После послания Божесова поймёте… Вы будете книгу публиковать?

– Нет, нет! Это для внутреннего распространения. Только знающие поймут… Единственная социальная мысль – это как раз божесовщина и важность живого общения между людьми…

– Потому что на расстоянии люди теряют интерес… – закончила за него Орлова, с меланхоличной улыбкой делая паузу. – Ну, а стихи, как сказал Божесов, у вас хорошие… Чувственные и саркастичные местами. С неожиданными метафорами… Наверное, они у вас лучше прозы, хоть вы их и не любите.

– Замечательный комплемент! – отреагировал Евгений заразительным смехом.

– Да не переживайте. Я в поэзии не разбираюсь, да и в чувствах тоже… Надеюсь, вы увидитесь с Ингой на встрече выпускников.

– И я, – прошептал Евгений. – Жизнь местами непредсказуема, но моя любовь жива, пусть немного в другой форме, но Инга… Первая, единственная настоящая и самая лучшая…

– Пойдёмте, Божесова послушаем, – предложила мягким голосом Орлова, вставая из–за стола.

Они переместились в библиотеку, и Орлова включила трансляцию послания Божесова Федеральному Собранию.

– Он скажет что–то важное?

– О, да! – ответила Елизавета Николаевна оживлённо. – Это просто очередная сенсация…

– Я, кстати, так и не понял, почему у нас ЧП введено?

– Ну, помните, мы с вами в Ницце говорили о необходимости смены системы… Вот он и использует ЧП для потрясений и управленческих переворотов, открывая новую страницу истории.

– Но он действует резко…

– Да не то слово! На Конституцию совершенно не смотрит, всё просит Суд найти лазейки для полного разрушения системы и строительства своей социально–демократической монархии… Франчизма, как помните.

– И откуда у него эта мысль?

– Ну, он книжку читал в 2023 году, Максима Бенгальского… Бред такой, на самом деле, но ему понравилось. А потом в коме ему снился этот мир. Другим человеком вернулся в идейном плане, чётче стал и жёстче…

«Я благодарю Совет Федерации и Государственную Думу за оперативное принятие важных в это трудное время решений, а также за согласие выслушать внеплановое обращение», – начинал говорить Божесов.

– А где он сейчас? – спросил Евгений.

– Бенгальский? В Германию уехал, тяжко стало с нами работать…

«Предпринятые нами меры эффективно предотвращают возможности экономического кризиса и других нежелательных для нас потрясений. Уже за эти 17 дней моей командой были начаты очень амбициозные проекты, способные улучшить жизнь каждого россиянина», – продолжал красоваться Михаил Александрович.

– Смотрите, Евгений, сейчас будет сюрприз, – толкнула задумчивого епископа Орлова.

«Каждому гражданину нашей страны становится очевидно, что именно в эти дни Россия может повернуться и наконец–то после долгих лет скрепности, духовности, молниеносных рывков и умопомрачительных прорывов осуществить по–настоящему успешное преобразование в сторону действительно социально–правового государства. "Времени на раскачку нет" звучало огромное количество раз в этом веке, так вот, я вам говорю другое – мы по этому времени уже давно ушли в минус…