Олег Маркеев - Летальный исход

— Сколько до противника? — спросил он.

Ляшко тяжело засопел. Достал из конверта фотоснимок.

— Положение в районе точки на девять ноль-ноль сегодня. Точнее не имею. Судя по всему, они оказались в тылу наступающих эритрейцев.

Трофимов одним взглядом оценил обстановку. Вдоль дороги в юго-западном направлении скопом ползли черные букашки бронетехники, по косой отрезая «точку» от пути отхода к Абиссинскому нагорью.

— Плохо дело. — Он зло цыкнул зубом. — Вот тут, как я понял, откатывается бригада правительственных войск. Или что от нее осталось. Дай бог, будут драпать до самого Магадишо, но если упрутся рогом… Эритрейцы начнут разворачиваться в боевую линию против них и левым флангом аккурат зацепят «точку». Одно хорошо, у всех сейчас «тихий час» по поводу жары. Вот солнышко зайдет, тогда посмотрим, кого боженька больше любит.

— Это все, что ты можешь сказать?

— Если не матом, то — все.

Батя был в армии не первый день, и давно понял, что начальству бесполезно доказывать, что группа измотана двухнедельным рейдом, что вооружение и экипировка не соответствуют задачи боевого охранения, что… Да можно много чего сказать, но выполнять все равно придется. Поэтому лучше помолчать, выслушав приказ, и приберечь аргументы для последующего обсуждения самой животрепещущей проблемы — как из этой задницы потом выбраться живым.

Ляшко кисло усмехнулся.

Трофимов посмотрел на часы, провел в уме все расчеты.

— Значит так, плюс-минус на «ефрейторский зазор», до двадцати двух, я все закончу. Главное, чтобы связисты сопли не жевали, а к нашему прилету уже сидели на чемоданах.

Ляшко неожиданно вскочил на ноги, быстро прошел к двери, распахнул и выглянул в коридор.

Плотно придавив дверь задом, Ляшко обшарил взглядом кабинетик.

Трофимов списал приступ шпиономании на жару. Бывали случаи и похуже.

Ляшко придвинул табурет, сел напротив, понизив голос до шепота, сообщил:

— Слушай вводную, майор. Команду на вылет с «точки» дает Москва.

— Ни ху… себе! — вырвалось у Трофимова.

— Не ссы в компот, майор. Сидеть будешь на «точке» ориентировочно до трех ночи.

— Уже легче.

Лешко встал, прошел к окну, отогнул кромку плотной, до серости пропыленной, занавески.

— А обстановочка тут — еще та, — произнес он уже во весь голос. — Звездец полный, а не обстановка. Видел, «афан» пригнали?

Он оглянулся, чтобы увидеть, как кивнул Трофимов.

— Пригнали его потому, что есть точные данные, что начальник штаба танкового полка снюхался с эритрейцами. Сейчас решается вопрос, либо бригада в полном составе выдвигается затыкать дыру на фронте, либо танковый полк поднимает мятеж. И решиться этот вопрос в течение суток.

— Ага… Либо бригада в полном составе разбегается, — подсказал Трофимов.

— Хороший вариант. Но нам от этого не легче. Эритрейцам до города от фронта — сутки маршем.

— Это если по-нашему считать. Если по-негритянски, то все двое, — поправил Трофимов.

Здесь, где солнце лютовало половину дня, люди отсчитывали время по-особенному, что долго не могло уложиться в головах европейцев. Африканец не приплюсовывал время вынужденной паузы из-за жары, а наоборот, вычитал ее, искренне считая, что «мертвое» время временем считаться не может. Он с чистой совестью ложился в тень отдыхать, будучи твердо уверенным, что время, пока жарит солнце, остановило свой бег. В результате такой «забавной математики» расчетное время марша в пять часов оборачивалось во все шестнадцать, но доказать это африканцу было невозможно.

— Не принципиально, — обреченно обронил Ляшко, уронив край занавески.

Вернулся на свое место. Поболтал остатки чая в чашке. Вид у него был, как у сома, который уже перестал трепыхаться на песке.

Трофимов почувствовал, что сейчас Ляшко разразиться матерным обзором военно-политической обстановки в мире и в Эфиопии в частности, с непременным упоминанием родственниц женского пола членов Политбюро и генералитета.

— Если больше ничего нет, я пойду. Орлов надолго без присмотра оставлять нельзя. Обязательно во что-то вляпаются.

Он встал.

— Как твои мужики? — невпопад и уже слишком поздно поинтересовался Ляшко.

— А как они могут быть? Две недели в пустыне. Уже облизывались «три топора» в полный рост отметить — и домой.

— Что еще за «три топора»?

— Кодовый сигнал «три семерки» — «Возвращайтесь на базу». Символично. Праздник, можно сказать. И портвейн такой был «три семерки», в народе — «три топора».

Ляшко натужно хохотнул.

— М-да, остряки… Ладно, время пошло. Задача ясна?

— Так точно, — без особого энтузиазма ответил Трофимов. — Пойду готовить вылет.

Он шагнул к дверям. На пороге его догнал голос Ляшко.

— Троих человек в мое распоряжение пришли.

Трофимов медленно развернулся. Тяжелым взглядом уперся в блестевшее от испарины лицо Ляшко. У того хватило сил вякнуть команду, но в глазах не было ни капли уверенности, что она будет выполнена.

Батя посмотрел за порог на малохольного связиста.

Молча кивнул.

* * *

Всю дорогу Батя напряженно молчал. Глаз за черными стеклами очков видно не было, и Максимову показалось, что Батя по доброй армейской привычке ненадолго закемарил.

Оказалось, нет.

Стоило «уазику» свернуть за угол пакгауза, Батя издал короткий рык.

Тылом вертолетной площадки служили задние стены пакгаузов танкового полка. Остальные три стороны периметра пунктиром обозначил забор с колючкой. В дальнем конце под чахлым деревом стоял вагончик для летного состава. Рядом с ним растянули брезентовый навес, под которым по приказу Бати должна была отлеживаться группа.

Сейчас минимум половина из нее, точнее в расплавленном воздухе не рассмотреть, шаталась вокруг шатра в голом виде. В трусах, конечно, но такого синего армейского вида, что о принадлежности группы к советской армии сомнений не оставалось даже у местных жителей. В центре мелькал белым на заднице кто-то долговязый.

Над шатром поднимался белесый дым.

— Живоглоты, — без особой злобы выдавил Батя. — И Кульба, само собой за старшего. А ну-ка, Юнкер, дай газу!

Они по крутой дуге обогнули раскаленную тушу «Ми-8» и выехали к шатру.

Рядом с шатром наскоро соорудили шалаш, накинув сверху кусок брезента. Сквозь трещинки сочился пар. Из шалаша доносился сдавленный блаженный стон.