Джозеф Файндер - Московский клуб

Родители Павличенко богатыми не были, но их тоже зачислили в кулаки.

Андрею было три года, когда одним ранним утром его родителей, двух сестер и его самого усадили в телеги, а затем погрузили на поезд. Их жалкие пожитки были конфискованы государством. А то, что осталось в доме, разобрали односельчане. Семью Павличенко должны были вывезти в Сибирь, в Красноярск. Вместе с другими депортированными крестьянами, плач и крики которых чуть не оглушили мальчика, их запихали в поезд.

По дороге их состав остановился в маленьком украинском городке, чтобы набрать провизии. И там, в суматохе, Андрей с сестрами потерялся.

Поезд ушел без них. Власти, которые с трудом могли проследить за взрослыми пленниками, не обратили внимания на исчезновение детей.

В течение нескольких часов мальчик и девочки не понимали, что случилось. Напуганные и несчастные, дети шли по рельсам, не зная, в нужном ли направлении они идут, расспрашивая встречающихся им людей.

Через несколько дней они пришли в маленькую деревушку, в которой жил их дядя. Он забрал детей к себе. Позже он стал их приемным отцом.

Только спустя много лет они узнали, что их родители погибли в лагере под Красноярском.

Павличенко, в ком ненависть к системе, сотворившей такое с его отцом и матерью, росла с каждым годом, навсегда запомнил один день жаркого и дождливого лета 1934 года. Страшный ливень смыл слой земли с братской могилы, в которой за год до этого были похоронены сотни крестьян, умерших от голода. Потоки воды разнесли трупы по улицам и дворам. Маленький Андрюша приоткрыл дверь избы своего приемного отца и увидел ужасные скелеты перед самым домом. Они, казалось, протягивали к нему руки. Мальчик в ужасе завизжал и кричал до тех пор, пока не потерял голос.

Он долгие годы не имел никаких связей с «Санктумом», даже уже после того, как был назначен начальником Первого главного управления КГБ. Это, конечно, вызывало недовольство американцев. Они, по вполне понятным причинам, возлагали большие надежды на своего человека в самом сердце советской разведки. Но Павличенко настаивал на своем, говоря, что это было бы рискованно.

На протяжении нескольких десятков лет он был, как окрестил его «Санктум», «К-3». Это началось в 1950 году. С этого времени — практически всю свою сознательную жизнь — Павличенко вел странное существование. Ему приходилось постоянно оглядываться; он никогда не знал, не разоблачили ли его.

В молодости Андрей Павличенко — выпускник высшей школы КГБ, недавно обзаведшийся семьей, — совершил одну дурацкую ошибку. Он тайно (так, по крайней мере, считал он сам) встретился в Киеве с активистом националистического движения на Украине, скрытым единомышленником которого он был. Американцы сфотографировали Павличенко во время этой встречи. Его подловили. Первой реакцией молодого кагебиста был ужас, затем — обида. А потом, обдумав все хорошенько и спокойно, он решил, что это удача.

Павличенко вспомнил свой первый выход на связь. Того человека звали Оливер Найлэнд, он долгие годы был шефом контрразведки ЦРУ. Они встретились в Лондоне, тайно, в месте, подготовленном Найлэндом с огромной тщательностью, чтобы не привлечь ничьего внимания.

Молодой и амбициозный Павличенко был поражен внешностью американца. Он был больше похож на растрепанного профессора колледжа. На нем был плохо сшитый твидовый костюм, на рубашке не хватало пуговицы, длинные седые волосы космами падали ему на уши и усталые, затуманенные глаза. Его облик совсем не совпадал с образом шпиона-аса. Но впоследствии Павличенко узнал, что реальность очень часто отличается от фантазий.

— Мы давно наблюдаем за вами, — объяснил ему Найлэнд. — Еще с того времени, как эмигрировали ваши родственники с Украины и мы узнали историю троих детей, родители которых были убиты людьми Сталина во время коллективизации. Их усыновил один человек, который был осторожен и благоразумен настолько, что сменил вам фамилию. Поэтому русские никогда не смогли ничего узнать о вас.

Павличенко слушал, изумляясь, как многое им было известно. Даже кагебисты, проверяя при приеме на работу в органы его происхождение и биографию, не смогли докопаться до этой истории об усыновлении и смене фамилии, ведь это было проделано дядей тайно, с помощью взяток. Книга регистрации была потеряна во время беспорядка, царящего на Украине в начале тридцатых, поэтому оперативники КГБ не обнаружили ничего подозрительного в прошлой жизни Павличенко.

— У нас есть возможность, — сообщил ему Найлэнд на явочной квартире в Хампстед Хит, — устроить так, чтобы вывести вас на самую верхушку власти в КГБ. Мы можем передавать вам информацию, выдача которой будет выглядеть способностью к пророчеству и сделает вас в глазах других еще умнее и дальновиднее, чем вы есть на самом деле.

И американцы не просчитались.

Как только он дал согласие, его снабдили детальными инструкциями и оборудованием, необходимым для секретных контактов со связными. В буханках черного хлеба, которые Павличенко покупал в определенной булочной на улице Горького, ему передавали шифровальные блокноты. Каждая страница такого блокнота содержала произвольный набор пятизначных цифр, с помощью которых он, используя определенные матрицы, зашифровывал секретные донесения. Матрицы тотчас же уничтожались. Этот метод был безупречен, так как в Вашингтоне был только один такой же шифровальный блокнот.

Для начала Павличенко переслал американцам копии досье всех интересующих их сотрудников КГБ и списки работников некоторых особо важных подразделений. Постепенно он начал сообщать им оценки разведки, а затем перешел и к более важным секретам. Очень часто Павличенко передавал копии документов, сделанные с помощью маленькой немецкой фотокамеры.

Чаще всего он пользовался для передачи сведений тайником, оставляя кассеты за вынимающимся кирпичом в доме недалеко от спортзала, в котором тренировался его сын. А иногда для этой цели ему приходилось идти на определенный сеанс в определенный кинотеатр, садиться на определенное место и перебрасывать свое пальто через спинку кресла перед ним. Из зрительного зала он уходил с опустевшим карманом. Были также и мимолетные контакты в переполненных автобусах. В случае удачной передачи информации Павличенко получал уведомления в виде меловых пометок на телеграфных столбах или свежих черных пятен дегтя на внешней белой стене бани, куда он время от времени ходил париться.

Ему даже был дан один номер телефона, установленного в частной московской квартире и соединенного напрямую с кабинетом руководителя его программы. Аппаратом мог воспользоваться только лично Павличенко и только в случае крайней необходимости. До сих пор ему не приходилось прибегать к этому средству.