Валериан Скворцов - Шпион по найму

Я снова подумал, что все-таки видел этого человека и после Вьетнама. Видел. Только не обратил внимания. Видел боковым зрением. Недавно. Но где же, где?

Завершающая пробежка по Пярнускому шоссе составила сто с лишним шагов на ватных от усталости ногах. Я едва втащился по высоким ступеням в комфортное нутро «Икаруса» на Кернуской остановке. Кондукторша долго всматривалась в мое лицо и поэтому я взял билет только до Марьямаа. Городок побольше, многолюднее, легче раствориться, там пересяду на следующий автобус и тогда уже — в Пярну.

Увидев свое отражение в окне, за которым простиралась темнота, я понял причину внимания кондукторши. Через лоб тянулась ссадина в два пальца шириной, у переносицы она прерывалась и продолжалась через щеку…

В Марьямаа холод чувствовался сильнее. Может быть, я пригрелся в автобусе. Было девять тридцать вечера. Громаду квадратного собора с уродливой башней без крыши подсвечивали редкие фонари. Их отчаянно раскачивал ветер.

Два констебля с поднятыми воротниками курток прошли вдали, придержали шаг и уставились в мою сторону. Идти к остановке им пришлось бы против ледяного ветра. Наверное, поэтому они и двинулись дальше, подталкиваемые в спину шквалистыми порывами.

Автобус прибыл через час с лишним. Я уселся в кресло расцарапанной щекой к окну. Заплатил за проезд заспанной кондукторше и смежил наконец-то веки.

А сон не пришел.

Если бы Ефим Шлайн просто дал санкцию на ликвидацию Чико Тургенева, как упростилось бы задание! Однако, разумно ли выводить Чико из игры до появления в Таллинне генерала Бахметьева? Тургенев, вне сомнения, держит под рукой дублера. Нейтрализовать Чико заранее было бы идиотизмом. Кто бы не вытаскивал Тургенева и его горных орлов из-под ареста, случившегося возле Домской церкви, объективно он действовал в пользу предотвращения покушения. Потому что сохранял просчитанный вариант, пусть даже и не желая этого, просто выручая своих.

Первую половину работы, разведывательную, я сделал удовлетворительно. План противника известен, мне повезло увидеть генеральную репетицию готовящейся операции. Оставалось осуществить оперативные контрмеры.

Бой на Пярнуском шоссе немедленно вызовет припадок бдительности у местной спецслужбы. Тревога, наверное, подана по всем линиям маршрутов генерала Бахметьева на сегодня, завтра и до той поры, когда ему заблагорассудится убраться в Россию.

Как будто все ясно. Именно как будто.

От Пярнуского автовокзала, пряча в воротник лицо от густой мокрой метели, несущейся со стороны залива, я прошел в здание почтамта.

— Марика, — сказал я хромоножке, снявшей трубку в лавке Велле. — Это я, Бэзил Шемякин. Есть новости?

— Да ещё какие, господин Шемякин! — воскликнула она. — Ефим просил завтра в девять утра прибыть на совещание в представительстве «Балтпродинвеста»…

Я отметил для себя две вещи. Начальник и московский эмиссар высокого ранга стал для неё просто Ефимом. И ещё волнение, звучавшее в обычно флегматичном голосе.

— Что-нибудь случилось с господином Шлайном? — забросил я пробный камешек.

— Ничего особенного, мне кажется, — сказала она. — По крайней мере, внешне. Но Ефим выглядел взволнованным, когда пришел сюда и попросил передать вам приглашение в представительство.

— Это было?

— Около часа, часа пятнадцати назад, — сказала Марика. — Так что передать Ефиму?

— Скажите, что я звонил. Спасибо. До свидания.

Я свернул разговор, чтобы не услышать вопрос, откуда я звоню.

В любом случае, приглашение в представительство, то есть вывод меня из нелегального положения, могло означать одно: отмену операции.

И тут я увидел у крыльца почтамта, в исчерченном снегопадом световом кульке под фонарем, знакомый «Фольксваген Пассат». Капот машины исходил паром от таявшего снега. Из задней двери, придерживаемой Дечибалом Прокой, выбирался, жмурясь от секущей метели, Гаргантюа Пантагрюэлевич в длиннополой дубленке. Трое его бойцов в кожаных куртках и без шапок поднимались по ступенькам мне навстречу.

День затягивался.

Амбалы уважительно поздоровались на русском и сопроводили по лестнице к Ге-Пе, распростершему лопатообразные ручищи. Оказалось, это было приглашение к мужественному объятию.

Контрабандист торопился продемонстрировать дружбу, стало быть, я побеждающая сторона?

— Сработали классно. Заграница, ничего не скажешь, — сказал мне в ухо Ге-Пе, источая коньячный дух. — Сядем в машину?

Бойцы дождались нашего погружения на заднее сиденье «Пассата» и захлопали дверями черного «БМВ», выдвинувшегося из метели. Прока, кивнувший мне с оттенком явного почтения, остался стоять снаружи у двери. Не велено слушать.

— Хотите эту машину? — спросил Ге-Пе.

— Хочу вашего бренди, — сказал я. — И ещё кое-чего…

— Будет все. Что же именно?

Может быть, он ждал вопроса, как ему удалось обнаружить и перехватить меня. При других обстоятельствах и в другом физическом и, как говорится, моральном состоянии я бы подыграл его самолюбию. Может быть, вслух порадовался бы, что он собирает информацию расторопнее полиции. Но в данную минуту и хорошие, и плохие люди на этой земле находились вне моего практического интереса. Я ничего не хотел, кроме как сбросить чужую одежду и белье, принять душ, хватить стакан коньяка и заснуть между простыней и пододеяльником на диване в одном безопасном доме на тихой улочке в Синди.

— Чтобы меня оставили в покое, — сказал я.

— Не в наших интересах, господин Шемякин, не в наших да и не в ваших тоже!

— Почему?

— Вы не против, если мы сдвинемся с места? — спросил Ге-Пе. — Мы тут светимся. Под фонарем, как видите… Ха-ха! Давайте поговорим неподалеку, рядышком… Я понимаю, вы устали. Но, повторяю, это в ваших интересах.

Ге-Пе постучал кольцом-печаткой по стеклу. Прока занял место за рулем и, не спрашивая, куда рулить, рванул с места на второй скорости, пробуксовав сгоряча в снежном месиве. Ездил он, конечно, неважно. Моряк.

Площадь между почтамтом и набережной, которую по правилам следует объезжать, Прока пересек напрямик. За темным бордюром, в который уперся свет фар, снег падал не в реку, а в бесконечность. Здесь кончалась земля. Проблески мерцающих окон на другом, невидимом берегу казались звездами.

Ге-Пе протянул серебряную фляжку, крышка которой болталась на ременной петельке. Фляжка была теплой. Видимо, он долго держал её в руке. Да и судя по перетопленному салону, в пути они были давно. Наверное, донесение о побоище под Керну поступило на лохусальскую виллу Ге-Пе от его человека в дорожной полиции. Возможно даже, что Ге-Пе получил его раньше, чем непосредственное начальство этого человека.

Проезжая мимо, Толстый наверняка видел искореженное железо и, вероятно, ещё не убранные трупы.