Энди Оукс - Глаз дракона

— Это что? Что тут происходит?

Ву отступает, держится в тени.

— Ждите. Смотрите. Следователи это должны хорошо уметь.

Доктор наслаждается своей властью. Пиао присоединяется к нему в тени, внезапно чувствует телом кожаную кобуру под халатом и сталь пистолета, который в ней спит. Да, он подождёт. Посмотрит. Он следователь, они это хорошо умеют.

Начинается морось. Мелкая, но занудная, она мочит каждый открытый клочок кожи. Полумесяцы между рукавами и перчатками. Между воротником и волосами. Директор тюрьмы рявкает приказ; ему совсем не в удовольствие мокнуть. И тут же всё ускоряется. Четыре охранника идут следом за парой, несущей винтовки, вытаскивают из темноты одного заключённого, потом второго, тянут через тени в озеро света. Те выглядят сонными, под успокоительным. Ноги волочатся. В опилках появляются четыре канавки. Заключённых вытягивают по стойке смирно, пока директор зачитывает их преступления. Приговоры. Отдаёт приказ. Заключённых ставят на колени. Охранники подходят. Винтовка одного упирается прямо в спину узника… второй прижимает оружие к основанию черепа своего. Выстрел. Ещё выстрел. Приглушённые удары волной гуляют между тюремными блоками. Два языка дыма медленными изгибами улетают в небо со стволов винтовок. Пиао закрывает глаза, под веками разливается красно-коричневый цвет… который пронизывают два серебристых лезвия. Когда он открывает глаза, трупы уже утащили вперёд. Два охранника переворачивают их на спины. Кровь разливается под ними озером на опилках, кажется, будто весь двор сейчас будет покрыт жирной чёрной жидкостью. Ву выходит в свет прожекторов. Мятые морщины его лица выбелены дочиста. Он выглядит лет на двадцать моложе, Пиао почти может представить его в расцвете лет. Муж, отец, любовник… а не иссохшийся старик.

— Пойдём, старший следователь. Смерть ждёт нас.

Директор и функционеры уже живенько бегут в укрытие. Впервые Пиао чувствует запах дождя, не похожий на слёзы… он пропитан порохом. Ещё он пахнет тёплой кровью на опилках. Следователь идёт вперёд в полуденный свет, глаза косятся. Рядом идёт старик.

— Пойдём, доктор. Смерть ждёт нас.

— Не говорите, просто повторяйте всё за мной.

Пиао опускается на колени в опилки. Повсюду кровь. Впитывается в халат, в штаны, в колени. Он уже представляет себе малиновые пятна, которые будет отмывать дома с кожи. Следит за каждым движением доктора Ву.

Смотрит, какие инструменты тот берёт. Стетоскоп. Маленький фонарик. Изображает все движения по поиску признаков жизни. Пульс. Сужение зрачков. Но всё указывает на то, что жизнь покинула тело в тот момент, когда разрядилась винтовка. Доктор Ву достаёт иглу из стерильной упаковки. Без промедления… втыкает её глубоко в висок заключённого. Пиао чувствует, как давление злобно стискивает его череп. Против желания тоже вытаскивает иголку из пачки. Сталь в свете прожекторов чиста, как стекло. Он медлит.

— Повторяйте всё за мной.

Медлит. В глазах Ву появляется тревога. Он смотрит через плечо на охранников, следящих за ними. Яростно шепчет.

— Давайте. Давайте.

— Сами втыкайте, доктор. Смерть зовёт вас.

Охранники придвигаются. Ву неуютно ёрзает на артритных коленях… шипит.

— Господи боже, да воткните её. Это же просто игла. Он ничего не чувствует, он мёртв. Давайте, или мы сейчас присоединимся к нему.

Ещё несколько секунд, и старший следователь втыкает иглу. Сначала кожа натягивается, потом морщится, вздувается… и из-под неё выкатывается единственная виноградина крови. Желчь подступает к горлу Пиао. Он светит фонариком в глаза заключённому. Ничего. Их цвет, жёлто-коричневый, потихоньку блекнет… как песок просыпается сквозь пальцы.

— Он мёртв.

Старший следователь ловит отражение собственных глаз в блеске очков старика.

— Конечно он мёртв. Ему прострелили череп.

Ву закрывает чемоданчик, кивает охранникам. Их руки рывком поднимают трупы и утаскивают через дворик. Тонкие дорожки крови ведут в новый блок.

Кожа на стали. Сталь на коже.

Они не теряют времени. Две команды в зелёных халатах составлены из пустоглазых пассажиров скорой помощи, теперь превратившихся в совершенных профессионалов. Они срезают одежду с трупов.

Омывают их. Обрабатывают антисептиком, жёлтым от йода, поверхность от грудины до лобка. От лба до щёк. Команда работает над глазами одного из мёртвых заключённых. Крючки для мышц. Изогнутые ножницы для энуклеации. Стальные лезвия проникают вдоль боковой стенки глазного яблока. Плотный, резиновый оптический нерв зажат между ними… и отрезается вплотную к поверхности глаза. Глазные яблоки вынуты. Их кладут в стерильные контейнеры, в клеточный питательный раствор Маккерри-Кауфмана. Теперь им не страшен всеобщий эндотериальный некроз клеток. Стерильные контейнеры закрывают и упаковывают для транспортировки. Вторая команда работает над оставшимся телом; скальпель делает вертикальный разрез от солнечного сплетения до лобка. Крестообразный брюшной разрез, глубокий, прямо над пупком, позволяет обнажить внутренности. На каждый лепесток наложены операционные зажимы, складки плоти свисают по бокам тела; кожа на коже. Работают люди быстро… аккуратно, но быстро. Методом Кохера рассекают восходящую часть двенадцатиперстной кишки. Вместе вынимают обе почки. Вместе с ними цилиндр полой вены и мочеточник длиной сантиметров пятнадцать. Почки разделяются, упаковываются… укладываются в холодильную установку.

Задачи выполнены, будто они были цементом между кирпичами… команда распадается, возвращается в раздевалку. Открываются шкафчики. Халаты исчезают внутри. Кто-то уходит назад во двор, унося с собой упакованные органы. Чжишэнцзи оживает. Винты перемешивают воздух и свет фонарей. Ветер, пыль, грохот… вырываются из хватки залитого светом двора. Ветер, пыль, грохот… слабеют. Теряются в ночи, темнота смыкает на них свой тугой кулак. Вертолёт летит на север, над городом. От всего происшедшего не остаётся следов, зелёные хвостовые огни тают с каждой секундой.

В операционной никого нет, только Пиао, только Ву. И на столах, дырявый мусор… два белых трупа. Впервые Пиао замечает их лица. Молодые, едва за двадцать. Слишком молодые, чтобы жизнь вытравила на лице морщины. Чтобы поседели волосы. На мгновение, всего на мгновение старший следователь закрывает глаза. Черно-белые кадры мелькают в сине-белой фотолампе, наполняя его мысленный взор. Восемь лиц, измазанных в грязи. Восемь тел, измазанных в грязи. Увечья, дыры в плоти, безглазые впадины… когда грязь цвета говна смыли с них. Пиао открывает глаза, ветер из кондиционера оставляет на зубах тошнотворный приступ йода, мыла и дыма от вертолётного топлива.