Фредерик Форсайт - Посредник

Указав Куинну рукой на стул, Джон Кормак занял место за письменным столом. Это было для него своего рода орудие защиты, барьер, которым он хотел отгородиться. Только он собрался заговорить, как Куинн спросил:

— Как миссис Кормак?

Не «первая леди», а просто «миссис Кормак», его жена. Президент был озадачен.

— Спит. Это для нее страшный удар. Ей дали успокаивающее. — Он помолчал. — Вы же уже сталкивались с подобным, мистер Куинн?

— Неоднократно, сэр.

— Сами понимаете, за всеми этими церемониями стоит просто человек, очень обеспокоенный человек.

— Да, сэр, я понимаю. Прошу вас, расскажите мне о Саймоне.

— О Саймоне? Что же именно?

— Какой он. Как он будет реагировать на… на все это. Почему он появился у вас с супругой так поздно?

Ни один человек в Белом доме не осмелился бы задать президенту такой вопрос. Джон Кормак взглянул на собеседника. Президент не считал себя коротышкой, но рост этого человека был около шести футов и двух дюймов. Аккуратный серый костюм, галстук в полоску, белая сорочка — все взятое в долг, но Кормак не знал об этом. Чисто выбритый, загорелый. Костистое лицо, спокойные серые глаза, сила и терпение.

— Так поздно? Не знаю, право. Когда мы поженились, мне было тридцать, Майре двадцать один. Тогда я был новоиспеченный профессор. Мы хотели завести ребенка через два-три года. Не получилось. Мы стали ждать. Врачи утверждали, что нет никаких причин… А потом, на десятом году нашего супружества появился Саймон. Мне было уже сорок, Майре тридцать один. Других детей у нас нет… один Саймон.

— Вы ведь очень его любите, правда?

Президент Кормак с удивлением посмотрел на Куинна. Вопрос оказался неожиданным. Он знал, что Оделл, к примеру, живет отдельно от своих двух взрослых отпрысков, но ему и в голову не приходило задаться вопросом, как сильно он любит своего сына. Президент встал, обошел вокруг стола и сел поближе к Куинну, на краешек стула с прямой спинкой.

Мистер Куинн, он для меня — нет, для нас обоих — свет в окошке. Верните его нам.

— Расскажите о его детстве, когда он был совсем маленьким.

Президент вскочил.

— У меня есть фотография, — радостно проговорил он, подошел к шкафу и достал из него снимок в рамке. На нем был изображен крепыш лет пяти, стоящий в одних трусиках на пляже с ведерком и совком в руках. Сзади присел гордый улыбающийся отец.

— Это снимали в Нантакете, в семьдесят пятом. Меня как раз только что выбрали конгрессменом от Нью-Хейвена.

— Расскажите о Нантакете, — мягко попросил Куинн.

Президент Кормак говорил примерно час. Похоже, это принесло ему облегчение. Когда Куинн поднялся, собираясь уходить, Кормак нацарапал на листочке несколько цифр и протянул его Куинну.

Это мой частный номер. Его знают лишь несколько человек. По нему вы попадете прямо ко мне, в любое время суток. — Президент протянул руку. — Удачи вам, мистер Куинн. Да поможет вам Бог.

Джон Кормак старался держать себя в руках. Куинн кивнул и быстро вышел из комнаты. Ему приходилось видеть это раньше — как может сорваться человек в таком состоянии.

Пока Куинн приводил себя в порядок в ванной, Филип Келли отправился к себе, в здание Эдгара Гувера, где его ждал заместитель. У них с Кевином Брауном было много общего, поэтому Келли и настоял на его назначении.

Когда он вошел в кабинет, его заместитель сидел за столом и читал личное дело Куинна. Усаживаясь на стул, Келли кивнул на папку.

— Ну, как тебе наше сокровище?

— В боях он вел себя смело, — сказал Браун. — А вообще нахал порядочный. Единственное, что мне в нем нравится, — это его имя.

— Его пригласили через голову Бюро, — отозвался Келли. А Дон Эдмондс не возражал. Может, решил, что если все обернется скверно… Как бы там ни было, эти сволочи нарушили по крайней мере три американских закона. И они подпадают под юрисдикцию Бюро, несмотря даже на то, что произошло это на территории Великобритании. И я не хочу, чтобы этот молодчик действовал самостоятельно, без присмотра — кто бы там что ни говорил.

— Правильно, — согласился Браун.

— А этот наш представитель в Лондоне, Патрик Сеймур, — ты его знаешь?

— Да знаю, — пробурчал Браун. — Говорят, он с англичанами не разлей вода. Может, даже слишком.

Кевин Браун, тоже ирландец, как и Келли, пришел в ФБР из бостонской полиции; его любовь к англичанам можно было выразить в словах, которые уместились бы на обороте почтовой марки, и при этом еще осталось бы много свободного места. Но это отнюдь не означало, что Браун питал теплые чувства к ИРА, — он даже арестовал однажды двух торговцев, продававших ИРА оружие, и те сели бы в тюрьму, но суд их оправдал.

Браун так и остался полицейским старого закала, которому ненавистны любые преступники. Ему до сих пор помнилось, как он, парнишка из бостонских трущоб, с широко раскрытыми глазами слушал рассказы своей бабки о том, как во время голода 1848 года люди умирали с зелеными ртами, оттого что ели траву, или о виселицах и расстрелах 1916 года. Ирландия, в которой он никогда не был, представлялась ему страной туманов и нежнозеленых холмов, где под звуки скрипки и веселых напевов странствовали и творили такие поэты, как Йейтс и О’Фаолейн. Он был уверен, что в Дублине полно уютных баров, где мирные люди сидят за кружкой портера перед печью, в которой пылают торфяные брикеты, и подолгу читают Джойса и О’Кейси.

Ему говорили, что в Дублине самый большой в Европе процент подростков-наркоманов, но он знал, что это просто лондонская пропаганда. Он неоднократно слышал, как премьер-министры Ирландии, приезжая в Америку, просили не снабжать деньгами ИРА. Что ж, у каждого свои взгляды, и у него тоже. Если он борется с преступностью, это еще не значит, что он обязан любить людей, которых считает вечными гонителями народа, живущего на земле его предков.

Наконец Келли принял решение.

— Сеймур в хороших отношениях с Баком Ревеллом, но тот сейчас болен. Директор назначил от Бюро старшим меня. А я не желаю выпускать этого Куинна из рук. Собери хорошую команду и отправляйся с нею в Лондон дневным рейсом. Вы прилетите на несколько часов позже «Конкорда», но это неважно. Обоснуетесь в посольстве, я скажу Сеймуру, что поручил это дело тебе, — на всякий случай.

Довольный Браун поднялся.

— Да, и вот еще что, Кевин. Нужен агент, который находился бы рядом с Куинном. Постоянно, днем и ночью. Нам нужно знать, если этот парень вздумает крутить.

— Есть у меня один на примете, — мрачно ответил Браун. — Хороший агент, цепкий, умный. И привлекательный. Самми Сомервилл. Проинструктирую лично. Прямо сейчас.

Вернувшись в Лэнгли, Дэвид Вайнтрауб понял: выспаться ему удастся не скоро. За время его отсутствия накопилась гора работы. Предстояла кропотливая возня с досье всех известных в Европе террористических групп — последняя информация, агенты, внедренные в группы, места пребывания главарей, возможное проникновение групп в Великобританию в течение последних сорока дней, — словом, даже перечень предстоящих дел был бесконечен. Поэтому Данкана Маккрея инструктировал руководитель европейского отдела.