Михель Гавен - «Роза» Исфахана

— Я уже говорил вам, Аматула, и осмелюсь повторить еще раз, — Нассири снова взял её руку, его темные глаза увлажнились, — вы — истинный ангел! Вы для меня больше, чем просто коллега. Вы для меня светлый ориентир в той бесконечной и душной темноте, в которой я блуждаю последние двадцать лет. Я ведь тоже родился и вырос при шахе, ханум. Образование получил в Лондоне. Практику проходил в клинике Виктории. Потом несколько лет отработал в США, в госпитале Нового Орлеана. Когда увидел однажды по телевизору, каким разрушениям он подвергся при урагане, даже сердце защемило. Словно вместе с госпитальными крышами той океанской водой смыло и мое прошлое, которым я всегда дорожил. И тогда я запретил себе думать и вспоминать о нем, каким бы прекрасным оно ни было… — Доктор вздохнул, помолчал немного. — В Иран я вернулся перед самой революцией, ханум. Хотел приносить пользу своей стране и как-то незаметно поддался царящим здесь новым настроениям. Потом не раз сожалел об этом, чего уж там скрывать… Но вслух признаюсь в этом впервые. И только вам, Аматула. Вы правы, мне есть о чем подумать, но дать ответ сразу я не могу, простите…

— Да я и не тороплю вас, Сухраб, — мягко улыбнулась ему Джин. — Хочу просто, чтобы вы всегда помнили: я — на вашей стороне. И не я одна. Уж на поддержку Международного Красного Креста вы можете рассчитывать совершенно точно.

— Благодарю вас, Аматула, — признательно кивнул Нассири. И сменил тему: — Как вы, кстати, себя чувствуете? — он перевел взгляд на её забинтованную руку. — Я ведь, собственно, приехал, чтобы успокоить вас. Внимательно осмотрев ожог, пришел к выводу, что омертвел только верхний слой кожи. Зато нижние слои сохранились, и пересадки кожи, я уверен, не потребуется. Всё затянется само собой, просто на процесс заживления тканей уйдет недели две-три, не меньше. И, конечно же, во избежание появления язв необходимо пройти курс профилактических процедур…

— Да я уже и сама поняла, что ожог поверхностный, — довольно улыбнулась Джин, — и что поражение тканей неглубокое. Поняла по той боли, которую испытывала. Очень сильная боль, надо сказать, — поморщилась она. — А с другой стороны, мы же знаем с вами, Сухраб, что боль — это хороший признак. Это значит, что организм борется. Отсутствие же боли свидетельствовало бы о том, что ожог прошел насквозь и поразил нервные окончания. С пораженными нервными окончаниями боли обычно не чувствуешь.

— Согласен, — кивнул Нассири. — Просто когда я по вызову Марьям приехал, вы уже были без сознания, и выяснить, мучают ли вас боли, я не мог. Поэтому вместе с вашей помощницей, хоть она и была чрезвычайно напугана, мы первым делом обработали вашу рану на руке, после чего ввели вам плазму и поставили капельницы с физраствором и глюкозой, чтобы снять возможный ожоговый шок и предотвратить токсемию. Потом сделали инъекцию сыворотки, ввели анальгетики, на рану наложили повязку с раствором новокаина. Помня о ваших наставлениях, что плотно и обильно ожоги бинтовать нельзя, наложили повязку легкую — чтобы лишь прикрыть рану от загрязнения и одновременно сохранить доступ к ней кислорода. Думаю, что уже в ближайшие дни начнется островковая грануляция, а когда она распространится, все заживет первичным натяжением. Хотя небольшой рубец на руке может остаться.

— Спасибо, Сухраб, вы всё сделали правильно, — благодарно взглянула Джин на доктора. — Отныне я ваша должница.

— Это я ваш должник, Аматула! — пылко запротестовал он. — Вы не только посвятили меня в секреты новейшей медицины, но и научили смотреть на мир шире. Заставили вспомнить то, о чем я боялся вспоминать долгие годы после революции, о том, как это здорово — жить и чувствовать себя свободным человеком! Когда-то ведь я так и жил, — вздохнул Нассири. Неожиданно он наклонился к Джин и понизил голос: — Кстати, Аматула, Шахриар спрашивал меня, при каких обстоятельствах вы могли получить ожог и прикасались ли к Агдаши, когда осматривали его…

— И что вы ему ответили? — внутренне насторожилась Джин.

— Сказал, что от Агдаши вы такого ожога получить не могли, поскольку степень заражения у парня незначительна. Простите, ханум, я не мог сказать иначе, ведь мои слова легко проверить, — зачастил он извиняющимся тоном. — А вот от Эбаде — вполне могли. Во время того вашего посещения, когда мы полагали, что имеем дело с отравлением таллием. Вернее, я полагал, — поправил себя доктор смущенно. — Между прочим, Аматула, еще до вашего приезда, не подозревая о радиоактивном заражении Эбаде, я помогал санитарам переворачивать его, и у меня потом тоже кожа в районе бедра покраснела. А вы подходили к нему очень близко. И трогали его, я помню. Так и сказал Шахриару. Объяснил, что радиации свойственна латентная форма, когда она проявляется на коже зараженного человека не сразу, а спустя какое-то время. Привел даже пример известного мне из учебников случая, когда радиационный ожог проявился у человека лишь через месяц после его контакта с больным.

— И что вам ответил на это капитан Лахути?

— Как ни странно, ничего, — обескураженно пожал плечами Нассири. — Просто замолчал и задумался. Я, кстати, не думаю, Аматула, что Шахриар подозревает вас в чем-либо, — добавил он поспешно. — Просто служба у него такая — проводить по любому поводу расследование. К тому же он неравнодушен к вам, Аматула, я же вижу. Думаю даже, что влюблен в вас, и серьезно. А человек он неплохой, поверьте! Я даже уверен, что Лахути сделает всё возможное, чтобы отвести от вас все подозрения. Просто он вынужден докладывать обо всем, что происходит в миссии, своему руководству. Вот как и я вынужден был рассказать ему о вашем ожоге. Я и рад бы смолчать, ханум, — Нассири виновато потупился, — но у меня семья…

— Я понимаю вас, Сухраб, и ни в чем не виню, — дружески улыбнулась ему Джин. — Да, Шахриар выполняет приказы начальства, а у того тоже есть свои начальники. И все они подчиняются верховному рахбару Ирана. Так что Шахриар и его коллеги узнали бы о моем ожоге и без вашего участия, Сухраб. Я даже рада, что подробности моего заболевания изложили капитану Лахути именно вы, а не кто-то другой. Вы, по крайней мере, всегда были рядом со мной и, как честный человек, переиначить историю не могли. Однако сейчас важнее другое, — она снова перевела взгляд на красные розы на подоконнике. — Нам надо подумать, как спасти Али Агдаши и других больных в обход местной службы безопасности и тегеранской делегации. Ведь они, похоже, никаких мер для их спасения предпринимать не собираются… Кстати, Сухраб, — опять повернулась Джин к собеседнику, — американская актриса Сандра Буллок восстановила на свои деньги клинику в Новом Орлеане, и вы снова могли бы там работать.